Переход чешской границы.
Граница - Рожнов-под-Рагдоштем - Валашске -
Мезиржичи - Оломоуц - Брно: трасса.
Около часа ночи мы подорвались с вещами и пошли
на таможню узнать, не пришел ли факс. Факс пришел.
Даже нашего беглого взгляда на него было
достаточно, чтобы понять: это полное фуфло. В
факсе было пропечатано меньше половины
необходимых данных, да и те как-то
невразумительно. Вполне отдавая себе отчет, что
настало, видимо, время поворачивать вспять и
селиться между двумя границами, мы, тем не менее,
попробовали проскочить на шару. Беззаботно
протянули нашему знакомому взяточнику факс. Он
сказал, что приглашение никуда не годится, и он
нас в свою страну не пустит.
Больше разговаривать с ним было не о чем. Но ведь
оставалась еще возможность пообщаться с другими
таможенниками, из другой смены, которые заступят
на службу утром - так мы подумали, проведя
аналогию с украинской границей, где люди
пускались или не пускались пешком в зависимости
от того, какая смена дежурит.
Как мы узнали впоследствии, это интуитивное
решение оказалось на редкость грамотным. Разные
смены обычно не передают друг другу информацию о
свершившихся во время их дежурства событиях, и у
соискателей есть шанс начать утро с табулы расы.
Так все обычно и делают в проблемные моменты
своей жизни.
В конце концов, оставался последний вариант: в
случае тотального облома отправиться на другой
пограничный пункт и прорываться там.
Рассуждая то так, то этак, мы вернулись в
кафешку и снова расположились в своем закутке.
Кроме нас в забегаловке тусовалась пара бомжей,
которых никто не выгонял. Они то спали, то
покупали пиво.
Среди ночи один из них стал на нас наезжать, очень
громко орал в нашу сторону, что русские - курвы.
Насчет курв не скажу, потому что могу лишь
догадываться, что имелось ввиду. Но от бомжей к
тому времени мы уже отличались мало: внешне,
правда, мы не выглядели опустившимися, а,
напротив, были весьма опрятненькими, но морды
наши обветрились от постоянного пребывания на
воздухе и приобрели характерный пунцовый окрас;
мы были простужены, говорили осипшими голосами и
постоянно подкашливали.
Международный конфликт так и не разгорелся:
вмешалась девушка-барменша. Видимо, она
пообещала бомжам, что их выкинут на улицу.
Остаток ночи прошел тихо. Мы снова поочередно
спали. Конечно, спать, сидя за столиком, не
особенно удобно, но нам это удавалось: усталость
брала свое, как-никак целый день проторчали на
трассе, да к тому же прошли пешком километров
двадцать.
Время от времени мы ходили в туалеты - каждый в
свой. Туалеты были европейского типа, но самым
смешным был способ взимания денег за вход: под
ручкой поблескивала щелка, куда нужно было
бросать монетку, кажется, две кроны. Поскольку
ночью туалетом пользовались только мы, мы просто
перестали защелкивать туалетные двери, когда
выходили наружу, и автомат уже ничего не просил.
Утром, когда рассвело, мы принялись следить по
свежему снегу в сторону таможни. Таможню,
действительно, украшали уже другие служители
культа, и мы, словно в первый раз, с кривыми
улыбками на изможденных лицах просунулись в
окошко. Таможенник спросил наши документы, и мы
протянули документы. Таможенник спросил-таки о
приглашении, и мы протянули дурацкий факс.
Таможенник сказал, что факс никуда не годится,
закрылся в будке и погрузился в раздумья.
Мы постепенно остывали на утреннем морозце, хотя
уже подоставали из рюкзаков все теплые вещи,
которые у нас были, и натянули их на себя. Рядом
ждал оформления какой-то русский мужик с
легковушкой. Его не пустили в страну на другой
таможне, и теперь он приехал сюда. От нечего
делать он трепался с таможенником и жаловался
ему, что к русским в Европе относятся не очень
хорошо. Так чего же вы хотели, миролюбиво сказал
таможенник. Вы же несколько десятилетий свысока
ко всем относились.
Часа через полтора полицейский в будке
закончил свои медитации и вызвал нас для личной
беседы. Он пригласил нас залезть в будку с
черного хода, после чего в темном коридоре стал
выспрашивать, есть ли у нас деньги. Мы показали
ему наши деньги, и он долго разглядывал их на
свет. Видимо, наш внешний вид вызывал ассоциации
только с фальшивыми банкнотами.
Через несколько минут виртуальный
шлагбаум, преграждающий дорогу в Чехию, был
поднят, и мы радостно вошли в страну.
Уехали мы моментально: нас подобрала вторая или
третья машина. В ней сидела парочка средних лет,
они были волейбольными тренерами и ехали на
тренировку. Позавидовали нам, что мы
путешествуем. Вот у нас, сказали они, сейчас, к
этому возрасту, есть все возможности
путешествовать - а уже не хочется.
Они ехали до ближайшего городишки, это был
Рожнов-под-Рагтоштем. Спустили нас с гор и так
оставили. В городке было ясно, прозрачно и
довольно холодно, хотя снега уже не было совсем.
По причине раннего субботнего утра народу на
улицах было мало, зато нас удивила привычка
местного населения кататься на велосипедах.
Велосипедисты попадались то и дело, причем при
полном параде, яркие и разноцветные, обязательно
в специальных касках.
Следующая машина подвезла нас до городка
побольше, Валашске. Этот городок своими
размерами походил на российский райцентр.
Чувствовался размах центральных улиц. Мы шли по
городу в надежде поменять имеющиеся у нас деньги
на чешские кроны, но обменник все не попадался.
Зато попался автовокзал, и рядом с ним - буфетик.
Мы зашли и поинтересовались, смогут ли нас здесь
накормить за словацкие кроны. Продавщица
сказала, что не сможет. Тогда мы спросили насчет
кипятка, и она не отказала. Мы уселись за столик,
достали свои бич-пакеты, пакетики с кофе и прочие
припасы. Разбодяжили их кипятком, и у нас
получился обед из множества блюд. Приступили к
еде.
На полу в буфете возились чьи-то дети. Завидев
нас, они побросали свои игры, разместились вокруг
нашего стола и стали внимательно наблюдать, как
мы едим. Мы так и не поняли, что их так
заинтересовало.
Детей сменил мужик. Он подошел к нам с
двухлитровой, зеленого стекла, бутылкой в руках и
предложил нам попробовать сливовицы. Аркадий
отхлебнул, вкусно, спросил мужик, вкусно, ответил
Аркадий. После чего бутылку отдали мне, я
попробовала и тоже сказала, что вкусно.
Сливовица, несмотря на свою предельную крепость,
пилась хорошо.
Мужик забрал бутылку и ушел.
А чего приходил? Может, сказать чего хотел?
Мы вышли из столовки и пошли по городу вдоль
трассы искать позицию. Что-то такое нашли и
начали размахивать руками. Тоже недолго: к нам
подъехал дедушка на древней машине типа
"Жигулей" интенсивного голубого цвета.
Причем дедушка этот немного раньше проезжал уже
мимо нас - такая машина обращает на себя внимание
среди лоснящихся иномарок, - но потом решил
вернуться за нами.
Он провез нас совсем немного, километров 15, но это
был уже другой город - Мезиржичи. Вот тут мы
застряли надолго. Мы скакали по трассе и так, и
эдак, и все никак не уезжали. На трассе слишком
много необъяснимых факторов, слишком много
зависит не от тебя, поэтому становишься
суеверным. Мы испытали все известные нам способы:
приносили дороге жертву в виде мелочи; наряжали
меня девочкой; крутились через левое плечо. Но,
несмотря на то, что движение было довольно-таки
интенсивным, никто не останавливался.
Неподалеку была электричкин вокзальчик, и мы
пошли туда. В общем-то, несмотря на некоторые наши
неудачи, мы не особо расстраивались. По большому
счету мы никуда не спешили, до начала мая мы были
совершенно свободны, мы даже не знали точно,
сколько времени проведем в Праге. Короче, мы
путешествовали. Правда, некоторое ограничение
все-таки возникло: когда на чешской таможне
таможенник рассматривал наши деньги, он спросил,
как долго мы собираемся оставаться в стране. Мы
знали, что денег нужно иметь из расчета 30
долларов в день на человека, поэтому посчитали,
исходя из имевшейся суммы, что денег нам должно
хватить дней на десять (мы даже несколько
растянули срок), и таможенник в наших
загранпаспортах рядом со своим штампом написал
ручкой: до 16.04. Однако, думали мы, видимо, это
пустая формальность, и ничего страшного не
случится, если мы уедем попозже.
На компактном вокзальчике мы выяснили, что цены
на электрички просто грабительские в нашем
понимании, и решили все-таки катиться, как прежде.
Вышли снова на улицу и потопали обратно на
трассу. Светило обманчиво яркое солнышко, ветер
гонял по асфальту пыль, и очень было похоже на
лето, хотя на самом деле было весьма прохладно и
листва еще не прорезалась. Мы вернулись на
долбанный перекресток и принялись за свое. Мы
хотели попасть в Оломоуц, о чем конкретно
написали на бумажке.
Было, наверное, около трех часов дня, когда мы
все-таки уехали. Нас подсадил высокий худенький
блондинистый парень с фенечкой на запястьи,
вызывающий отдаленные ассоциации с Кобейном.
По-русски он не говорил совсем, по-английски -
тоже, поэтому все пути к общению были изначально
перекрыты. Он объяснил только, что учил русский в
школе, и единственное, что может сказать:
"Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик
погулять". А еще один раз он получил по
русскому пятерку за то, что сказал: "Извините,
пожалуйста, я не сделал домашнее задание".
После этого он включил какую-то сборку Мадонны.
Машина была хорошей, катила быстро и мягко, за
окном проплывали горы и сады, под музыку очень
классно. Вообще когда музыка накладывается на
движение, иногда получается чрезвычайно удачно.
Мы наконец въехали в гребанный Оломоуц и распрощались с парнем. Оломоуц был совсем уже большим городом, сплошь застроен высотками, большими магазинами, автобусными остановками. Мы снова отправились искать позицию, поскольку дело близилось к вечеру, и мы решили ломиться, сколько получится, а кушать и расслабляться потом. Весь город был усажен неизвестными нам кустами без листьев, но в мелких ярко-желтых цветочках. Мы сфотали меня на фоне этих цветочков, но, к сожалению, фотоаппарат почему-то не берет этот цвет.
Позиция вскоре нашлась - за перекрестком, за
светофором. Мы принялись стопить и вскоре поняли,
что позиция действительно хороша: сюда же пришел
стопить человек хипповского внешнего вида,
причем встал он непосредственно перед нами, что,
строго говоря, не особенно этично. Он тоже ехал в
Брно. Однако справедливость восторжествовала:
легковушка проехала мимо него, зато подобрала
нас.
В легковушке ехали два молодых мужика, которые
устанавливали вышки 1ля сотовой связи. Они ехали
с работы домой. Вообще они каждый день ездили так,
километров по 100 в один конец. Но, в общем, им
нравилось.
Они угостили нас двумя пол-литровыми банками
пива, хоть мы и отнекивались. Пиво было хорошее,
одну банку мы выпили сразу, другую заныкали на
потом.
По пути мужики сделали небольшой крюк, чтобы
забросить одного из них домой. Он жил в маленькой
деревушке, но деревушка эта, как и все остальные,
состояла из монстровых коттеджей, которые у нас в
стране были бы по силам лишь очень новым русским.
У своего дома парень вышел из машины и стал
выгружать из багажника большие пакеты с
продуктами. Продукты были самые разнообразные,
заканчивая роскошными помидорами. Мы в очередной
раз подивились уровню жизни заграничного
селянина.
А мы с оставшимся за рулем мужиком поехали в Брно.
Мы подарили ему календарик, на котором написали
наш телефон, а он нам - свою визитку.
Возле Брно наша задрипыжная трасса сливалась с
магистральной Братислава - Прага. Мужик поехал
домой, а мы остались на заправке и долго по ней
блуждали в попытках уговорить кого-нибудь
подбросить нас до столицы. Никто не соглашался.
Тогда мы вышли на трассу и стали стопить там, но
позиция была не очень хорошей, машины
проносились мимо на полной скорости. Виды были
самые изысканные: трасса проходила гораздо выше
самого города, Брно лежал слева у нас под ногами,
и мы посматривали на него с высоты. Нам была
показана целая панорама городской жизни: и
огороды, и бурьяны, и небольшие западные домики, и
- где-то вдали - большие. Все это было раскрашено
заходящим солнцем.
Мы упрямо продолжали стопить, но безуспешно.
Когда солнышко окончательно зашло и наступили
сумерки, мы решили, что лавочку пора прикрывать.
Мы сходили в супермаркет - там на каждой заправке
есть небольшой супермаркет - и разменяли 1 доллар.
В супермаркете меняли по очень плохому курсу, но
нам за целый день так и не удалось обзавестись
чешскими кронами, поэтому мы решили поиметь хоть
немного местных денег. Нам дали 30 крон (в Праге мы
бы получили 34 - 35 крон) двумя монетками, причем
20-кронная была восьмигранной, а не круглой, мы с
интересом рассматривали. Потом мы спустились в
город и отправились ночевать на вокзал.
Сначала мы шли пригородными огородами, потом
началась окраина. Все было обычно и в то же время
как-то необычно. Город зажигал огни.
Мы сели в трамвай и, поскольку кондуктора не было,
решили не платить. Трюк удался, нас никто не
задержал, и мы благополучно доехали до вокзала. В
районе вокзала город был совершенно настоящим, с
витринами крутых магазинов на первых этажах
невысоких старинных домов, с трамвайными
рельсами на брусчатке, подсвеченный очень теплым
электрическим светом. Здание вокзала выглядело
серьезно, и мы вошли внутрь.
Залов было много, но лавочки стояли только в
центральном, самом большом. Однако на лавочках
этих уже спали бомжи, место было стремное. Мы
поискали еще и нашли зал ожидания с лавками и
столами, где сидели цивильные люди, но там можно
было находиться, лишь имея на руках билет. Но даже
с билетом там нельзя было спать на полу на пенках.
Мы стали расхаживать по вокзалу, размышляя, что
нам делать. Прошлую ночь мы спали за столиками на
таможне, и сон этот был, на самом деле, весьма
относительным сном. Мы были вымотаны, и после
второй ночи, проведенной сидя, нам очень сложно
было бы выйти утром на трассу, а до Праги
оставалось довольно-таки прилично, 200 километров.
Сегодня за целый день мы едва ли проехали
столько, несмотря на то, что нам была дана фора в
виде лишнего часа времени, образовавшегося при
пересечении границы.
Короче говоря, мы решили пойти на поводу у
обстоятельств и взять билеты на поезд. Мы
пытались выяснить, можно ли спать в таких
поездах, и в справочной добрый толстый
справочник сказал, что все зависит от проводника
- часто (но далеко не всегда) они смотрят на это
сквозь пальцы. Но все-таки мы поняли, что у нас
есть реальный шанс немного поспать. К мужику из
справочной мы обращались несколько раз за вечер,
и каждый раз он очень обстоятельно отвечал на все
наши самые дурацкие вопросы. Говорил он
по-русски, но очень медленно, растягивая слова.
Видимо, ему было скучно сидеть в своей конторке,
ведь, кроме нас, его никто ни о чем не спрашивал.
Ближайший поезд на Прагу отходил в 2.17. Билет
стоил порядка 150 чешских крон (чешская крона
относилась к рублю как 5:4, т.е. 150 крон - примерно 120
рублей), мы сбегали в справочную и выяснили, что,
если вдруг передумаем, билеты можно будет сдать.
Курс на вокзале был плохой, и мы пошли на улицу
поискать обменник.
По брусчатке, в настоящем городе вечером было
идти очень приятно, только обменники не
попадались. Народу в переулке было мало, и, как
только нам навстречу попались два парня, мы стали
приставать к ним с вопросом. Как будет
"обменник" по-чешски, мы не знали, а они не
понимали словацкого слова "зминарень". Зато,
когда я рискнула заговорить по-английски, нам
была выдана полная информация о ближайшем
обменнике - на английском же - и этот заморский
язык звучал как родной, так приятно было слушать!
Во всяком случае, процент воспринимаемого мной
из английской речи гораздо выше, чем из чешской и
словацкой.
Мы отправились в указанный обменник, но он
оказался закрыт. В конце концов мы плюнули,
вернулись на вокзал и разменяли деньги там, после
чего купили билеты.
Где-то мы видели лоток с выпечкой и теперь, после
принятия окончательного решения, позволили себе
немного расслабиться и чего-нибудь поесть, тем
более что кроме бич-пакетов за весь день так
ничего и не ели. Правда, мы были настолько
уставшими, что есть хотелось не особенно, но
все-таки нужно иногда, и мы пристроились в
очередь за булками.
Начался скандал. Впереди нас стоял
полубомж-полуцыган, который нас заметил и начал
что-то орать в наш адрес и размахивать руками.
Очевидно, его агрессия была вызвана тем, что мы
русские. Пришлось тоже орать и скандалить, но
булок после этого уже не хотелось, и мы
отправились в зал ожидания для пассажиров с
билетами.
Здесь в очередной раз проявилась общая
странная особенность бывших Чехословакий: в
своем категоричном стремлении к внешнему лоску
они готовы жертвовать удобствами не только
чужих, но и собственных граждан. Принятие
горизонтального положения в публичном месте
почему-то считается совершенно недопустимым. Но
спать хотелось, и не только нам, поэтому люди
пытались спать сидя. Задача пассажиров
усложнялась тем, что особой конструкции чугунные
лавки и столы с завитушками были привинчены к
полу намертво, далеко друг от друга, и спать,
уронив голову на руки, сложенные, в свою очередь,
на столе, мог только очень высокого роста
человек. При попытках уснуть без помощи стола
было непонятно, куда девать голову: лавки
отстояли от стен, а спинки их были очень
низенькими. Люди скрючивались немыслимо,
полускладывались в самые загадочные позы, и если
это - борьба за эстетический вид вокзала, то
хотелось бы взглянуть на того эстета.
Кроме того, дежурная по залу ожидания
каждые полчаса распахивала окно, запуская
ледяной воздух в помещение и как бы намекая, что
вокзал - не место для ночлега.
Но нам все-таки было немного проще, потому что мы
могли положить головы на свои рюкзаки, это не
возбранялось. Кроме того, нам настолько хотелось
спать, что мы моментально отрубались почти в
любом положении.
Так мы и кантовались до поезда.