Нежин - Киев: электричка, 3:59 - 6:30
На улице было все-таки влажно, холодно и зябко, хотя большие электронные цифры показывали +5, снега нигде не было видно, и, безусловно, это была уже весна. В здании вокзала был зал ожидания с расставленными в нем скамеечками, но весь забитый людьми, и приткнуться было совершенно невозможно. Был еще просторный гулкий кассовый зал, в котором переминались с ноги на ногу несколько одиноких пассажиров.
Мы раскинули пенки в уголке, прямо под щитом с расписанием электричек. Это был, конечно, эпатаж, но спать хотелось очень. По полу и вдоль стен тянуло холодом, но попроваливаться в короткий сон удалось. Несмотря на дубак, я все еще не решалась вытащить куртку из рюкзака и мерзла так. Мне представлялось, что все сразу начнут обращать на нее внимание. Но в конце концов я сдалась, упрямство было сломлено, я достала куртку и накрылась ею. Стало получше, но все равно не очень.
Проснулся Аркадий от того, что кто-то тыкался в
его голову ботинком. Он подорвался, и увидел
чудную картину. Весь кассовый зал был усеян
спящими на полу людьми. Спали на газетках,
картонках и просто так. Наш дурной пример
оказался заразительным. По голове Аркадию
настучал человек, который спал рядом с ним и
перебирал во сне ногами. Тут же какие-то люди
стали мужика будить и убирать от Аркадия, убьешь
же хлопца.
К трем часам утра стало совсем холодно, мы
поднялись, собрались и пошли в буфет чего-нибудь
поесть. Наши чуваки сидели под парадной
лестницей на второй этаж и спали. Они были очень
скрюченные.
Буфет был грязный, полный бомжей, одноруких и
двуруких бандитов. Мы что-то пожевали и пошли
будить чуваков. Зюзик и Витек уже проснулись,
успели даже сходить поискать нас. С Ваном было
сложнее. Он был сильно пьян, не хотел ни
просыпаться, ни разгибаться. С огромным трудом,
взяв его с обеих сторон, чуваки распутали его
скрюченнсть и придали ему вытянутое положение.
Мы взяли целлофановую сумку Вана, и все вместе
тронулись в путь, на улицу. Ван так и не проснулся,
зато громко кричал. Чуваки уговаривали его
терпеливо, как младенца. Троица молодчиков в
черных кожаных куртках и мы, очевидно неместные,
являли собой довольно колоритную компанию. На
нас оглядывались.
Наконец мы вышли на улицу. Электрички еще не было.
Вана прислонили было к стенке, но без внимания он
стал заваливаться на бок. Пришлось его все время
поддерживать. Иногда он вдруг поднимал голову и
плевался. Но вел себя уже тихо.
Чуваки рассказали, что ночью Ван затусовался с
какими-то бандитами натуральными, и они за него
стеманулись, но ему удалось распедались их на
водку, вот он и напился. Бандюги, кроме водки,
отдали Вану немного продуктов, видимо, натырили
где-то. Набор продуктов был весьма специфичен.
Чуваки все перекладывали из кармана в карман и
никак не могли пристроить пакетик зернового
кофе.
Вокзальный голос объявил, на какую платформу
приедет наша электричка. Ребята взяли Вана под
руки, и мы медленно двинулись, куда след. На
платформе уже толпился народ в немереном
количестве, и было немного непонятно, как мы
сможем влезть в вагон с больным ребенком на
руках. Пришлось разработать хитрый план, и, когда
подошла электричка, Аркадий ломанулся в толпу,
удачно влез в вагон и занял места на всех. Сильно
позже чуваки принесли Вана, опустили его на
скамейку, и он, так и не проснувшись, снова уснул.
До Киева доехали быстро. Я благополучно проспала
всю дорогу. Когда пришли контролеры, и мы
объяснили им, что у нас нет ни билетов, ни денег,
они порекомендовали нам выйти из вагона, но вышли
только Аркадий и, кажется, Витек. Витек, видимо,
собирался объясняться с контролерами дальше, но
Аркадий просто отдал 3 гривны за пятерых на лапу,
и контрики отстали.
В полседьмого утра мы добрались, наконец, до
Киева. Ван проснулся почти трезвым, удивился, что
в Киеве, и вышел из электрички своими ногами.
На вокзале было серенькое пасмурное утро.
Очередная собака в сторону Одессы уходила весьма
кстати и очень скоро. Чуваки последний раз
позвали нас с собой, после чего мы тепло
распрощались. Ван пробормотал в том смысле, что
вот мы вдвоем, и должны быть вдвоем, и их нельзя
разлучать, несколько раз повторил он, как будто
желая предупредить своих приятелей от неверных
шагов.
Потом он последний раз посмотрел на меня
пристальным взглядом и сказал Аркадию, а все-таки
твоя подруга, -
и хитро покачал указательным пальцем.
Рядом с вокзалом был "Макдональдс", и мы
пошли туда, - в туалет и умыться. Вообще умывание в
дороге действует на меня очень, как-то сразу
обновляешься, чувствуешь себя чистеньким и
свеженьким, воскресшим к новой жизни. Пока я
умывалась, Аркадий, оставшись без присмотра,
умудрился купить гамбургер. Тут мы заметили
любопытное: цены в киевском "Макдональдсе"
были примерно такие же, как и в московском,
то же самое потом - в Словакии и в Чехии, цены
везде одинаковые,
зато хитрые киевляне сэкономили на содержимом.
Между двумя булочками сиротливо лежал тощий
мясной кусочек - и всё. Несмотря на ранний час,
народу было полно, как ни странно. Среди
приличной публики в белых воротничках мы
чувствовали себя, с одной стороны, бомжами, с
другой - великими путешественниками.
Звонить по впискам было еще рано, решили
подождать часов хотя бы до восьми, а пока пошли по
городу куда глаза глядят. Из трех или четырех
опрошенных нами людей только один ответил на
украинском.
Мы шли по городу и почти не разговаривали от
усталости. Улицы были чистенькие, в том числе и от
народа, и неприкрыто западническая архитектура
немного походила на питерскую. Развлекали
укаинские слова на вывесках - надо сказать,
понимали мы гораздо меньше, чем ожидали,
рассчитывая на родственность языков. Беглая
украинская речь и вовсе оказалась нам не по
зубам, - благо, с русским языком у местного
населения проблем не было.
В течение всего последующего путешествия мы
имели возможность наблюдать динамику
собственного пребывания в чуждых языковых
средах. По дороге туда каждые 3 - 4 дня приходилось
привыкать к новому языку. Первое заметное
изменение речи - правда, пока только произношение
- мы обнаружили уже в Брянске. В Киеве мы попали в
зону восточно-украинского языка, и нам казалось
уже, что мы понимаем очень мало. Никакими
разговорниками мы дома не запаслись, а здесь их
не продавали тоже. Однако, когда мы попали на
Западную Украину, оказалось, что степень нашего
непонимания языка, достигнутая в Киеве, - далеко
не предел. Это усугублялось тем, что во Львове
по-русски говорили мало, и, что удивительно,
многие искренне пытались, но у них не получалось.
В поезде Львов - Ужгород местные женщины вели
оживленную беседу, и их речь воспринималась мной
как иностранная.
Как объяснила нам Аня, филолог по образованию,
украинского литературного языка, единого для
всей страны, до сих пор не существует. Восточные
украинцы с трудом понимают западных. Даже
написание слов разное - это мы заметили сами во
Львове.
Попав в Словакию, мы быстро поняли, что и на
Западной Украине было не так уж плохо. Теперь же в
лучшем случае удавалось уловить общую идею
высказывания, да и то главным образом благодаря
интонациям и жестам.
И все-таки в Чехии оказалось, что словацкий язык
нам ближе и роднее чешского.
Зато на обратном пути нас ожидали исключительно
приятные лингвистические переживания: мы
спускались, ступенька за ступенькой, по лестнице
языкового непонимания. В Словакии язык
прояснился - и что уж говорить про Украину! А
когда мы на таможне в Ужгороде услышали от
пограничников и местного населения родную
русскую речь, мы готовы были нежно погладить по
голове каждого!
Но это будет еще не скоро, неизвестно даже, допишу
ли я до тех далеких дней, пока же мы шли по Киеву,
таща на себе Аркадий - рюкзачину, я - рюкзачишку.
Однако очень скоро я поняла, что занятие это
безмазовое. Я устала уже через час. К тому же
стало не очень рано, и мы решили, что пора бы
куда-нибудь позвонить.
Оказалось, что это непросто. Более того, это
практически невозможно. Автоматов, покупающихся
за деньги, в Киеве не существовало. Карточки
продавались мало где, задорого и только с 11:00. Где
здесь почта, никто не знал. Мы понуро бродили по
площади, и никто не мог нам помочь.
Наконец, один добрый человек объяснил нам, как
доехать до переговорного пункта. Мы сели в
троллейбус и поехали. Проезд в наземном
транспорте стоил 50 копеек (примерно 2,5 российских
рубля) - столько же, сколько у нас, но ведь у нас мы
привыкли вообще не платить, а в Киеве пришлось
подчиняться тотальному диктату кондукторов.
Правда, мы и здесь научились немного экономить на
проезде. Обычно киевский кондуктор
удовлетворяется тем, что продает тебе билет, и не
особенно следит за тем, как ты его пробиваешь.
Ценно то, что на улице в ларьках и в автобусах у
кондукторов продаются одинаковые билетики. В
следующий раз ты входишь в автобус со своим
купленным ранее у кондуктора, но не пробитым
билетиком, и пробиваешь его на виду у всех.
Зато и жетон в метро стоит 50 копеек, а это уже
подешевле, чем у нас. На темно-зеленом
несерьезном жетоне изображен то ли цветочек, то
ли листочек, нам объяснили потом, что это - каштан,
символ Киева. На некоторых станциях метро вместо
человеческих турникетов стоят мясорубки, как в
Питере, и если ты не скармливаешь им жетон, но
пытаешься пройти, они начинают бешено вращаться
и перемалывают тебя на кусочки.
Но таких станций все-таки очень мало, на
остальных же стоят обычные нормальные турникеты
московского типа, и мы очень быстро научились
проходить буздалинским способом, вдвоем по
одному жетону (в Москве этому научиться как-то не
пришлось, в Москве мы ездим по проездным).
Переговорный пункт, оформленный с намеком на
евростандарт, пустовал. У Аркадия начал уже
срабатывать инстинкт бродяги, и он сказал, что
это прекрасное место для ночевки. К сожалению,
выяснилось, что пункт работает не круглосуточно.
Звонить оказалось комфортно. Кабинки свеженькие
и не исписанные похабностями, странно, на
телефоне экранчик перемигивает цифрами.
Подруга Лизы Аня на наши телефонные писки не
отзывалась.
Знакомый Тупикина и Ольги Мирясовой, Макс,
которого мы никогда в глаза не видели, отозвался
сразу. У себя он вписать не мог, зато дал телефон
Романа, который мог. Сам Макс вечером собирался
отвались в Москву, но если не отвалит, - он живет
рядом с Максом и можно будет пообщаться.
Роман оказался дома, он жил на окраинной станции
"Лыбидская", от которой надо еще ехать на
автобусе. И мы поехали.
В метро сразу стало ясно, что мы не в Москве, и у
людей другие ритмы: никто не шагал по экскалатору
пешком, даже вниз, все неторопливо ехали. Метро
лепетало: "Оберэжно, двэри зачиняются,
наступна станция…" На дверях, когда они
зачинялись, было ясно написано: "Не
притулятися".
До "Лыбидской" доехали по-человечески, но на
поверхности транспорт был устроен уже довольно
скверно. На автобусных остановках толпились
люди. На маршрутное такси стояли длинные очереди.
Когда, наконец, автобус подъехал - минут через 20, -
и вся толпа ломанулась к нему, он открыл только
переднюю дверь. Люди втекали в автобус тоненькой
струйкой, сразу на входе скидывая водителю
деньги за проезд. Накопившийся на остановке
народ явно не помещался в автобус. Мы плюнули и
стали в хвост на маршрутку. Оказалось, что это все
равно быстрее, чем на автобусе.
В общем, наземный транспорт в Киеве стоит
недешево, а ходит очень плохо, поэтому маршрутка
оказалась единственным спасением. Стоит это
спасение 70 копеек.
Для местного населения все это дороговато, и оно
по возможности ходит пешком. 10 - 20 минут пешком
считается близко. В повседневных объяснениях
можно услышать: "40 минут пешком" или даже
"час пешком". И это считается обычным и
нормальным.
Рома оказался колоритным и немногословным,
похожим на разночинца почему-то, в черном
расстегнутом пальто, с рыжими волосами и бородой.
Начал он с того, что завел нас в магазин, купил
хлеб и молоко, но деньги взять у нас отказался. Я
так и не поняла, является ли это местным обычаем,
но, когда мы ехали куда-то вместе, Рома платил за
нас, хотя обеспеченным его никак не назовешь, он
не работает.
Сам Рома объяснял это тем, что, когда он приезжал
в Москву, за него в транспорте платили московские
друзья, и вот теперь он платит за нас.
А на следующий день Аня, подруга нашей Лизы, тоже
весь день все нам покупала: плюшки, входные
билеты в музей, подарочки, - но от нас не приняла
ничего, кроме кассет.
Рома привел нас домой, двухкомнатная хрущевка
самого обычного вида, и мы стали есть, причем сам
Рома ел очень мало, объясняя это тем, что он
привык есть 1 раз в день, и больше ему не хочется.
Он рассказал, что эта привычка появилась у него
после Касимова - он ездил прошлой зимой на месяц в
Касимов, и там жрать было нечего обсолютно, и они
буквально лазили по помойкам в поисках еды. После
Касимова он три месяца не мог наесться.
Вообще удивительно, что Касимов, этот маленький
замухрыжный городишко, поминают и в Киеве, и в
Праге, постоянно везде звучит это название.
Сначала мы думали, что, как только доберемся до
квартиры, сразу завалимся спать, но потом как-то
разгулялись. Рома легко подлаживался под наши
планы (ключ от квартиры был один), хотя ему нужно
было уйти, он готов был уйти во сколько удобно
нам, и вернуться в удобное для нас время.
Мы, конечно, сразу стали трясти Рому на предмет
музыкальной жизни в Киеве, групп, клубов и т.п., но
он сказал, что вообще-то не очень этим
интересуется. Вроде бы, клубов вообще нет.
Единственный клуб, который ему известен - это
социальный, там его приятели занимаются с
подростками каждый день, проводят разные акции,
лекции, психологические тренинги и прочее. Вот
сегодня, например, будет лекция про оформление
плакатов. Мы решили, что можно туда и сходить.
Рома объяснил нам, как добираться, возможно,
ребята еще и смогут рассказать вам, где какие
концерты проходят.
Втроем мы выбрались на улицу. Начинал
накрапывать дождик, которого не было заметно из
окна квартиры. Ни зонтик, ни дождевик мы не взяли,
но возвращаться не стали, как-то понадеявшись,
что само рассосется. Рома повел нас на дальнюю
остановку, где ходили троллейбусы, и ходили чаще,
чем автобусы, мы шли через хрущевский квартал,
совершенно такой же, как все хрущебы совка, лишь
выраженная всхолмленность намекала, что мы не в
Москве. На остановке оказалось, что троллейбусы,
хоть и ходят часто, но втиснуться в них
совершенно невозможно. Мы ждали. Дождик
усиливался и уже перестал веселить.
Рома заботливо предложил нам никуда не ходить, а
вернуться и выспаться. Сам он стоял, как
заговоренный, тоже безо всяких зонтиков, в
расстегнутом пальто, но как будто не ощущал
совершенно никакого дискомфорта; казалось даже,
что дождик на него почти не льется, что он как
будто даже совсем не промок.
Чего не скажешь о нас. Я быстро сдалась и натянула
на голову капюшон, который натягивать сначала не
собиралась из солидарности с Аркадием. Аркадий
стоял, и на волосах его капельки уже собирались в
ручейки.
Решили идти пешком, кое-как добрались до метро.
В метро сели на лавочку, и Рома на карте показал
нам маршрут, которым лучше идти, чтобы посмотреть
центр города. После чего он поехал по своим делам,
а мы вышли на "Льва Толстого" и пошли по
мокрым улицам.
В чужом городе всегда прикольно, каким бы он ни
был. Чуждая непривычная архитектура, старые дома
мягких, но разных цветов, башенки готические
длинные, тонкие. На Крещатике (киевляне называют
его Хрещатиком) брусчатка, хотя больше-то и
ничего. Под рулеткой так называемой подземный
переход, как будто специально построенный для
всяческих тусовок: три параллельных тоннеля,
соединенные между собой и с точки зрения
функциональности ничем своего существования не
оправдывающие. Мы проконтролировали все три, но
тусовщиков никаких не встретили.
На кассетных развалах самое радикальное, что
попадается очень редко - "Аквариум".
Зашли в "Макдональдс", который отныне стали
использовать исключительно в качестве туалета.
"Рулетка" была абсолютно безлюдной из-за
дождя. Из огромного экрана на зрителя с
абсолютной достоверностью выплескивала воду
буйная горная река.
Вышли к концертному залу; за строгим зданием
возвышалось стальное "ярмо" - памятник
единству наших многострадальных народов.
Возникла мысль сходить на какой-нибудь концерт
симфонической музыки обсохнуть, но мы ее
передумали.
Поднялись на холм, на смотровую площадку - вот это
было здорово. Серое небо сливалось с Днепром, и
казалось, что мы стоим на краю мира, и дальше
ничего нет. Голые веточки кустов, очень яркие,
дышат как будто, капли на них, дрожат от дождя.
Рядом - большшой нарядный собор
светло-фиолетового цвета под традиционным
золотом - весело и красиво.
Потом мы решили идти куда глаза глядят, свернули
во дворы и очень скоро попали на кривую крутую
улочку, которая оказалась Андреевским спуском.
Он понравился очень, единственное, что его, как
водится, опошляло - лотки с матрешками и прочим
барахлом для туристов, совершенно такие же, как
на Арбате. Правда, в тот день лотков было мало, а
туристов, кроме нас, не было вовсе.
Аркадий припомнил, что его привозили в Киев
родители, когда ему было лет 10. Самое мое яркое
воспоминание об Андреевском спуске, сказал
Аркадий, - я увидел на брусчатке раздавленную
лягушку.
Вдоль спуска, по проточенной в середине улицы
канавке, стекала вода, целый поток, он был бурный
и шумно журчал, этот звук постоянно, будто
находишься недалеко от водопада. Крутизна и
извилистость спуска, брусчатка, опять же. Над
спуском, рядом, но очень высоко на холме, церковь.
Много художественных галерей, мы заходили почти
в каждую - погреться и укрыться от дождя.
По лесенке залезли на высокий холм, под ногами -
овраг, "мертвый город" вокруг вдалеке - город
живой. На холме стоит железный крест, весь
обвязанный разноцветными пакетиками, и что это
значит - непонятно, и Рома потом нам не смог
объяснить.
Зато сразу возникла ассоциация: в Бахчисарае, по
дороге на Чуфут-Кале, стоит дерево, почитаемое
какой-то религиозной общностью, мы видели людей,
водящих большой хоровод рядом с этим деревом, а
само дерево, и ствол, и все ветви - оно не высокое -
обвязаны разноцветными тряпочками, очень похоже.
Что касается самого креста, то Рома рассказал
потом, что крест поставили в память о юнкерах, что
ли, или о студентах, которые сопротивлялись
большевикам во время революции.
Стали спускаться обратно, а уже хотелось есть.
Нагнали молодого человека, который спускался
впереди нас, и спросили, есть ли в городе дешевые
совковые столовки или другие места, где можно
дешево поесть. Он сказал, что таких не знает. Как
выяснилось позже, таких мест не знает никто,
поскольку их попросту не осталось. И это -
совершенно не в пользу Киева.
Мы спустились в город и стали смотреть на столбы
в надежде обнаружить какую-нибудь афишку с
адресом музыкального клуба, но это нам тоже не
удалось. Единственной нашей находкой такого рода
было объявление о концерте двухнедельной
давности; концерт проходил в каком-то ДК, и
непонятно было, разовая это точка или постоянная.
Зашли в универмаг и попросили пакетик. Нам дали
пакетец совершенно нескромных размеров, мы им
потом укрывали от дождя рюкзак. А пока мы
скрутили из него головной убор Аркадию, отчего
Аркадий стал выглядеть совсем нелепо, зато
абсолютно защищенно.
Ну и стали мы целенаправленно искать, где бы нам
поесть. На улочках нам попадались совершенно
однотипные полумажорские унылые кафехи. Даже
цены в них были одинаковые. Альтернативы не было,
пришлось заходить.
Пожрать, как всегда, выбрали самое дешевое. Нам
принесли зразы, очень вкусные, и прикольные
маленькие пельменчики. Для профилактики взяли по
100 грамм, и Аркадий, который уже чувствовал
симптомы наступающей простуды, нежадно свою
водку перчил.
Просидели мы так довольно долго. Мы уже обсохли и
распушились, стали сытыми и добрыми, стали
выпившие и веселые. От гуляния целый день на
свежем воздухе и водки наши довольные физиономии
неприлично зарумянились.
Наконец вся еда закончилась, и мы решили, что
можно уже ехать в клуб.
Мероприятие в клубе начиналось в 18:30, а было еще
рано, но Рома сказал, что народ появляется там
часа в 3 - в 4, и можно будет пообщаться до начала
лекции.
Но общаться несколько часов подряд мы все-таки
после двух ночей относительного сна были не в
силах, а запас времени имелся, и мы решили не
ехать от метро на трамвае, как все нормальные
люди, а пойти пешком вдоль трамвайного
маршрута.
На выходе из метро мы спросили, далеко ли до
нужной нам остановки. Местный мужик сказал, что
недалеко, тамвай идет минут 7. Мы решили, что за
полчаса дойдем всяко, и еще останется час до
лекции, так что все получается осень удачно.
И мы пошли. Поначалу мы шагали довольно бодро,
заходили даже в парикмахерские в надежде
постричь Аркадия, но, видимо, лучшие проявления
совка в Киеве умерли бескомпромиссно. Мы
пытались контролировать и забегаловки, но очень
скоро забросили и это занятие: все они были без
изысков, но недешевые.
Объявление на одной из казенных дверей:
"Закрывайте, пожалуйста, дверюгу!" Мы
подивились выразительности украинского языка,
но потом Рома объяснил нам, что язык это - русский,
просто у них иногда так развлекаются.
Видели еще большими буквами сделанную надпись
"Гастрономище" над соответствующим
заведением. Сразу припомнили "Колбасыр" у
себя на Тушинской.
Зашли отксерить московские самиздатовские
газеты для Ромы.
Дождик кончился, и гулять стало гораздо веселее.
Однако минут через 40 непрерывной ходьбы вдоль
маршрута трамвая №5 мы обнаружили, что находимся
в районе центрального вокзала. Ходьба начала уже
утомлять, но мы успокаивали себя тем, что уже
где-то рядом и идти осталось совсем немного.
Последними слабыми проявлениями нашей воли к
жизни стали отклонения от маршрута в Second Hand и на
почту. Мы хотели позвонить домой и сказать, что у
нас все путем, но оказалось, что с Москвой
соединяют очень редкостные отделения связи, и их
нужно еще поискать, к тому же стоит связь очень
недешево. Мы решили больше этим вопросом не
морочиться и связаться с родителями
телепатическим способом.
Последние полчаса мы шли уже совершенно тупо,
глядя прямо перед собой. Мы прорубались сквозь
одинотипные киевские кварталы. Силы были на
исходе. В трамваи залезть стало совсем нереально,
начался час пик, киевляне и транспорт издевались
друг над другом.
Мы спрашивали про остановку "Улица Головко",
и горожане неутомимо указывали все вперед и
вперед. Один раз Аркадий поинтересовался, далеко
ли еще до улицы Буткевича.
Ровно в 18:30, через полтора часа после начала
шествия, мы достигли пресловутой остановски. И
здесь мы поняли, что у нас больше нет ни
моральных, ни физических сил идти на лекцию и
общаться с незнакомцами в количестве. Я понимала,
что, как только сяду в теплом помещении и
перестану двигаться, сразу усну.
Мы сели в трамвай №5 и поехали в обратную сторону,
к метро. Трамвай шел полчаса.
Уже походя к дому, подумали, что неплохо было бы
чего-нибудь купить, и, как всегда с удивлением,
обнаружили, что разменяные утром гривны
кончились, осталась какая-то мелочь. Тут же
волевым решением было признано, что имеющихся у
нас продуктов хватит на ужин и завтрак, еду
покупать не надо, а надо купить пива, и мы взяли
две бутылки "Оболони оксолмитовой".
С этой "Оболонью" у нас была история,
которую мы и рассказали Роме.
Как-то раз, будучи в Севастополе, мы пошли в
местный клуб "Бункер". Аркадий подошел к
стойке купить пива и стал советоваться с местной
молодежью, какого бы такого пива взять
необычного, оригинального. Ребята в один голос
сказали:
- Чувак, у нас вот тут новое пиво появилось -
"Балтика" называется. Бери, не пожалеешь!
Пришлось объяснять, что "Балтика" - это не
оригинально.
Зато "Оксолмитовое" действительно
оказалось вкусным и классным.
Рома развеселился.
- "Глянь, Мыкола, як оны наше пыво называют!"
Да не "Оксолмитовое", а "Оксомытовэ"! Вы
только послушайте, какое красивое слово -
"Оксомытовэ"!
Это значит - "Бархатное".
Мы не знали, что в украинском языке "и"
читается как "ы".
С Ромой было очень душевно сидеть на кухне. Рома
был сегодня на дне рождения своей сестры и принес
много вкусного. Макс так и не уехал в Москву, не
успел доделать материал - он работает на местном
телевидении, - поэтому обещал похвонить, когда
закончит работу.
Мы срубались на корню. Рома сел смотреть
телевизор, а мы легли спать до звонка Макса. Было,
наверное, около девяти.
Вскорости позвонила Аня, я поднялась и подошла
к телефону, но просыпаться не хотелось,
договорились созвониться с утра.
Часа через полтора позвонил Макс. Мы подорвались
и засобирались. Сон немного снял нервное
напряжение, зато мы, к сожалению, стали очень
вареные. Особенно расконцетрировались мозги. Это
очень жалко, потому что Макс классный и очень
интересный, и с ним бы пообщаться по-нормальному,
а так получилось, что общался в основном он, а мы -
размытые, расфокусированные, прилагали очень
много усилий только для того, чтобы удержать нить
максова повествования.
Пришли мы к Максу в гости, - Роман объяснил, как
идти, выпустил нас, но сам не пошел: у него
конфликт с максовой мамой. Макс обещал показать
нам нарезку, а потом мы договорились все вместе
вернуться к Роме.
Макс, невысокий, улыбчивый, внешне похож на
Боряна, и это очень забавно, все-таки по сути они
разные. Нарезка оказалась очень любопытной, и мы
посмотрели ее два раза, однако из-за своей
расплывчатости тогдашней я не смогу
воспроизвести ее детально.
Это были 3 телевизионных сюжета от 23 марта сего
года. За три дня до выборов Президента сюжеты
прошли соответственно по ОРТ, РТР и НТВ. Факты в
них давались разные, они противоречили друг
другу и сами себе, но суть была примерно такова. В
Москве существует террористическая молодежная
организация с красивым названием Новая
революционная альтернатива - НРА, которая взяла
на себя ответственность за взрывы у приемной ФСБ
в апреле прошлого года. Эта посылка
иллюстрируется кадрами из архива ФСБ, на экране
мы видим фрагменты акции у Соловецкого камня в
апреле прошлого года, акции публичного побрития
в июне прошлого года, эти акции были организованы
в поддержку задержанных по Краснодарскому делу,
я вижу там много знакомых лиц, в том числе и свое.
А вот недавно были задержаны две девушки из НРА -
из общей массы лиц акцентируются два, и
объясняется, кто есть кто, - по подозрению в
организации террористических актов.
А одна из девушек была задержана в общине
Виссариона в Красноярском крае. Она хотела
укрыться вот в такой вот необычной обстановке, но
местные жители опознали ее по фотороботу.
А вот дача в Тверской области, где хранятся
материалы для изготовления взрывчатых
устройств. Лабораторные опыты - в баночку
кидается веревочка и поджигается, - показали, что
это действительно взрывчатые вещества.
Мы чесали затылки, озадаченные. Такого мы не
видели еще никогда. Легкость необыкновенная, с
которой все это делается. Собственная
прозрачность и незащищенность.
Макс предположил, что либо спецслужбы стремились
лишний раз обозначиться перед выборами, либо на
будущее разрабатывается параллельный
чеченскому местный террористический след.
Потом мы вернулись к Роме домой, по пути Макс
купил все того же "Оксомытова". Рома очень
обрадовался.
В результате просидели мы до двух ночи, причем
Аркадий под конец уснул в кресле, а я
сконцентрировала остатки воли и не уснула, вот
какая я молодец.
Говорил в основном Макс.
Они с Ромой рассказали про "Тигру нигру",
была в Киеве такая организация анархической
направленности. Когда-то у нее не было еще
никакого названия, и вот народ собрался, чтобы
название придумать. Написали на доске разные
варианты, а один их друг и говорит:
- Я предлагаю еще один вариант. "Тигра нигра".
На него посмотрели с недоверием.
- Да? Ну и что же это такое?
- Как! Вы не знаете?! - удивился тот. - Это ж
"черная пантера" по-латыни.
Вариант записали, стали все обсуждать. Под конец
осталось два: "тигра нигра" эта самая и
что-то еще. Тут инициатор заволновался, да вы что,
говорит, поверили, это же абракадабра, и ничего
она не значит, я же это только что придумал,
вычеркните, что вы делаете. А ему отвечают - сиди и
молчи.
И стали называться "тигрой нигрой", и было
это весело до поры до времени, акции всякие
организовывали, развлекались по-своему, пока ими
не заинтересовались соответствующие органы, и
тогда уж стало им не до веселья. Демонстративная
слежка и прослушивание телефонов очень давили на
психику. Для Макса "тигра нигра" обернулась
тем, что ему, с его выраженным аналитическим
складом остреньких мозгов, не дали поступить в
аспирантуру.
Когда Максу предложили работать на телевидении, он долго раздумывал, поскольку телевидение как таковое особенно не одобрял и даже как-то раз в институте писал работу о способах манипуляции массовым сознанием посредством TV. Но в результате согласился. Теперь он работает в международном отделе новостной программы, и, поскольку международные новости считаются у них информацией второго порядка, их контролируют не так жестко, как внутренние новости, и Максу иногда удается проводить свою линию, делать сюжеты по проблемам, которые интересны лично ему.
/Лексика. Боевики/
Рассказали про "передачку" так называемую,
подарили даже несколько штук. Вообще они нам
много всякого самиздата подарили, мы его потом у
Славека в Праге оставили. Особенно Славеку
понравилась листовка "Хип-хоп на скине.
Попробуй, тебе понравится!", на которой не
вызывающие ни малейшей симпатии персонажи
экспрессивно скачут по расстеленному на полу
скину. Славек собирался переписать текст
по-чешски и распространить листовку.
Ребята рассказали, что в Киеве были времена,
когда скины расплодились сверх всякой меры. Они
ходили по городу и били морды всем подряд. Как-то
раз они забили стрелу с панками, но панки были
слабы и малочисленны и на стрелу не пришли,
признав тем самым себя побежденными без боя.
Тогда скины забили стрелу с репперами,
единственной сильной группировкой в Киеве.
Репперы пришли на стрелу и скинов попортили. С
тех пор скины не определяются.
"Передачка" же поразила нас красотой идеи.
Двойные самиздатовские листки распространялись
по принципу: "Прочитал сам - передай дальше".
Никаких координат редакции в листках не было,
зато предлагалось примерно следующее: если ты
хочешь высказать свои мысли по поводу нашего
издания, или, может быть, предложить свой
материал, передай свои записи тому, от кого ты
получил газетку, и пусть они вернутся к нам
потому же каналу, по которому ты получил
"Передачку". Если же в каком-то месте нить
оборвалась - тем лучше. Может, это станет для тебя
поводом сделать свой самиздатовский проект со
своим материалом. Таким образом мы получим
действительно независимый самиздат.
Таких "Передачек" разошлось в народе очень
много, люди с удовольствием их брали и читали.
Вообще много интересного он нам понарассказывал,
но, когда мы попытались потрясти его на предмет
музыкальной жизни Киева, он сказал, что о такой
ничего не знает. Они с Ромой посоветовали нам
зайти в рок-магазин "Перекресток" и там
попробовать узнать, обычно они в курсе, какие в
ближайшее время проходят концерты.
Мы решили не сильно расстраиваться, ведь завтра
мы встретимся с Аней, прихиппованной девушкой, а
уж хиппи-то обычно в курсе всех событий, известно
ведь, что хиппи - это просто-напросто такая
информационная система.
В два часа ночи Макс пошел домой, а мы полезли под
одеяло, в чистую постельку, спать. Каким же это
было кайфом! Я всерьез опасалась, что мы сможем
проспать, не просыпаясь, до глубокого дня.