Киев – Львов: поезд, прибыл в 5.00
Львов – Ужгород: поезд, отвалил в 23.05
Степа нас не разбудил. Видимо, не одни мы
просили его об этом вечером, задабривая водярой.
Зато утром зычный мужской голос пошел по вагону.
Он будоражил криками «Подъем!»
Водка все-таки была не очень. Аркадию было плохо,
он стал вялым и злым. Злился на меня за то, что я
вчера не поддержала его, когда он хотел перестать
пить. Я была уставшей после бездарно проведенных
на верхней полке часов.
Мы вылезли из вагона в ночь. Поезд собирался
ехать дальше, в Ужгород, и мы подумали, что ведь
могли бы и не вылезать при желании. Если даже
проводнику безразлично, выйдем мы во Львове или
нет.
Ночь была довольно-таки теплой, и уже ощущалось
присутствие чего-то неведомого, каких-то
кружевных железных арок, и почему-то казалось,
что деревья, стоявшие поодаль, должны
обязательно шуметь листвой.
Мы зашли в здание вокзала и прислонились к стене.
Я отыскала в рюкзаке свои умывалки и потащилась в
туалет. Туалет был чистенький, приятненький,
после евроремонта, однако ручки в кабинках уже
сломались, и всякие прочие мелкие повреждения и
отколупы, нанесенные посетительницами,
виднелись там и сям.
Никелированные, западного вида, смесители,
поблескивали холодно и безразлично. Горячей воды
не было. Я разложила все свои тюбики и баночки,
начала длительную процедуру умывания. Бабушка на
меня время от времени посматривала. Вскоре я
стала свеженькой и чистенькой, мне заметно
полегчало.
Потом пошел умываться Аркадий. Мужской туалет
находился где-то на другом конце вокзала, его еще
нужно было найти. Аркадий все делал очень
замедленно, и прошло немало времени, прежде чем
он вернулся.
Предстояло выяснить несколько вопросов. Где
ночевать, - Колька говорил, что рядом с вокзалами
на Западной Украине всегда есть спецвагончики
для ночлега, и нужно было для начала их найти и
выяснить, сколько это стоит. Как ехать – если на
собаках, то сколько это стоит официально и
сколько перегонов до Ужгорода. Что делать с
вещами, сдавать ли их в камеру хранения или
куда-то еще.
Мимо нас проходили люди, которые шли с электричек
в город, - зал был сквозным. В основном это были
мужчины в кепочках, как будто мы смотрели
послевоенный фильм. К нам подошли менты,
проверили документы, стали спрашивать, куда мы
едем. Я на них напряглась поначалу, поскольку, в
моем представлении, цель поездки любого
гражданина есть личное дело гражданина.
Менты посмотрели наши паспорта и не спросили
больше ничего: возможно, их впечатлила
московская прописка. Или сам факт наличия
прописки, хрен знает.
Зато Аркадий стал их спрашивать про электрички в
сторону Ужгорода, и они отослали нас на другой
вокзал, специальный, пригородный.
Тем не менее отвалили они, а мы пока что
остались. Все происходило замедленно, как под
водой, и мы протусовались на вокзале в общей
сложности часа два. За это время удалось узнать
массу полезного.
Всего полчаса неторопливой прогулки
понадобилась Аркадию, чтобы выяснить: те самые
ночлежные вагончики, о которых говорил Колька,
стоят по 5 гривен на человека, причем мужчины и
женщины помещаются отдельно, в комнатах на 10
человек. Зал ожидания был забит даже в проходах,
так что вопрос с ночевкой оставался открытым и
его предстояло решить в течении дня.
В справочной женщина разговаривала не особенно
охотно, причем исключительно
по-западноукраински, т.е. совершенно
невразумительно. Удалось понять только, что до
Ужгорода три перегона на электричках, и что
дорога будет стоить не особенно дешево, если
учесть, что скидок для русских студентов у них
нет, а ехать без билета и попасть в лапы
контролеров-националистов, не хотелось. Решили,
что ехать придется все-таки поездом.
Камера хранения оказалась доступной, и мы
двинулись, наконец, с мертвой точки. Класть оба
наших рюкзака на одно место служитель камеры
отказался, пришлось мой рюкзак запихать в
Аркадьев. Таким образом формальности были
соблюдены, рюкзак занял одно место.
Наконец мы вылезли из камерного подземелья,
пересекли зал ожидания в обратном направлении,
спотыкаясь о ноги и головы, и вышли на улицу. Уже
рассвело, было около половины седьмого. У вокзала
водилы навязчиво предлагали такси.
- Спасибо, не надо, - сказала я.
- А-а, татары, - пренебрежительно сказали таксисты.
Стало неприятно, главным образом из-за того, что я
слишком вежливо с ними разговаривала. Мы пошли
было искать пригородный вокзал, но быстро
передумали и вернулись на единственную улицу,
которая вела с вокзала в город. По ней были
проложены трамвайные пути, и мы, как обычно,
решили пойти по рельсам пешком.
Утро было пасмурное, но не плотное. Почему-то
чувствовалось, что мы совсем уже на Западе, в
чужом пространстве, хотя ничего необычного пока
что не было видно, кроме облеплявших каждый столб
националистических листовок да аккуратно
выглядывавшей готической макушки неведомого
сооружения. Заборы, трамваи, безжалостно
остриженные по весне деревья, - все было довольно
обычно, но вместе с тем как-то чуждо.
Я чувствовала себя очень напряженно: не покидало
мрачное предчувствие, что обязательно должны
возникнуть неприятности на почве нашего
происхождения. Мы, разумеется, разговаривали
по-русски, вполне москальский выговор, очень
хотелось говорить поменьше, и в то же время,
понимая неправильность этого порыва, я говорила
много, бросая тем самым вызов самой себе. Я,
разумеется, вспомнила слова Кольки о том, что
сейчас уже нет того разгула национализма, что
раньше, и на Западной Украине к русским относятся
лояльно, надо всего лишь быть предельно
вежливыми (!) – и все. Тем не менее напряжение не
проходило, и город оставался чужим, вне, никак не
удавалось погрузиться.
Из-за крыш тем временем все определеннее
вырастал готический собор, и мы пошли к нему. У
нас не было при себе ни карт, ни путеводителей,
поэтому город остался для нас совершенно
безымянным, и как назывался тот собор, мне
неизвестно. Но каждый, кто бывал во Львове, сразу
поймет, о чем речь. Во всяком случае, Колька сразу
понял.
Наши трамвайные рельсы резко свернули влево, и
мы вошли из предбанника в город. Прямая
бескомпромиссная улица, мощеная булыжником,
уходила вдаль. Это, конечно, была центральная
улица старого города. На одном из ее берегов
стоял тот самый собор, мы долго ходили вокруг
него. Темный и тяжелый, если подойти близко. Даже
позеленел. Но очень сложный и высокий, если
отойти чуть в сторонку. Внутри шла служба, и
Аркадий зашел посмотреть, я осталась подождать
снаружи.
Кафе-мороженое. Мороженого нет, есть морозиво,
сказала тетя.
Потом мы пошли кривыми улочками, народу не было,
все было странно: булыжные мостовые,
средневековые дома. Вырулили снова на главную
улицу. Было непонятно, как это люди ходят каждый
день среди этих стен, и привыкли, уже не замечают
всей этой средневековости, а ведь сами вполне
современные, контрастируют.
Аркадий все еще плохо себя чувствовал и оттого
злился. Шел и ворчал, шел и ворчал. Все ему было не
в радость. Немного развеселился он только в
магазинчике с небольшой кафешкой внутри. Мы
купили кофе – на Украине и западнее его называют
«кава», но во Львове, нам рассказали, - «кавочка».
Закусили киевскими плюшками. В магазине, среди
прочего, продавался «Чудо-шоколад», вышибал
ностальгическую слезу.
Морду все не били. Продавщица общалась с нами
очень доброжелательно, мы даже спрашивали у нее
незнакомые слова. На улицу вышли повеселевшие: я
– оттого, что мои предчувствия не оправдывались,
Аркадий – потому, что ему, вроде бы, легчало.
Мы протусовались немного на знаменитой детской
площадке с отрубленным головами зверей и пошли
дальше. Гуляли и разглядывали древние камни, а
между тем вдруг всплыла допущенная нами ошибка:
ведь сегодня был уже понедельник, третье апреля,
поскольку мы провели лишнюю ночь в Киеве, - а
значит, согласно графику, завтра мы уже должны
пересечь границу в районе Ужгорода и к вечеру
добраться до Татр, - а значит, нам предстоит
провести во Львове не два дня, а один! И значит,
нужно срочно бежать на вокзал и покупать билеты
на ночной поезд!
Мы резко развернулись и поскакали на вокзал. По
пути мы обнаружили столовую с дешевой едой и со
вторым в горшочках, и решили, что обедать будем
здесь.
На вокзале мы пошатались немного по знакомым
залам и взяли билеты до Ужгорода на поезд Львов –
Чоп, общей стоимостью 14,5 гривен (примерно 80
рублей). Тут окончательно оформилась наша
тактика: мы поняли, что это очень удобно: днем ты
смотришь город, гуляешь, а ночью едешь в поезде.
Таким образом решается одновременно вопрос и с
передвижением, и с ночлегом, который сам по себе в
путешествии бывает очень дорог.
Мы снова вышли на улицу и увидели рядом с
вокзалом неприметную будочку, продававшую
ваучеры для пересечения границ. Мы подошли
поболтать с женщиной в будке, и она подтвердила
то, что мы еще в Москве узнали в посольстве: что
российским гражданам для въезда в Чехию никакие
ваучеры не нужны.
Опять пошли по трамвайным рельсам в город,
встретили парня с горными лыжами. Поговорили с
ним, он возвращался с Карпат, но там катание уже
практически закончилось. Про Словакию он ничего
не знал. Было очень странно вполне осязаемой
весной разговаривать с лыжником и намереваться
самим стать такими же.
Теперь уже мы не стали сворачивать в
магистральное лево, а отправились направо. Право
было гораздо менее привлекательным при
поверхностном взгляде, однако нас интересовал
главным образом строительный рынок, который
где-то здесь пообещали нам прохожие. Аркадия
обуревала маниакальная идея купить обычные
хлопчатобумажные строительные перчатки, чтобы
кататься в них потом на горных лыжах. Рынок мы
нашли, перчатки – нет. Зато мы купили булочки с
кефирчиком и с удовольствием все это распивали и
разъедали прямо на улице. Прохожие с огромным
нескромным любопытством на нас поглядывали, мы
так и не поняли, почему, - возможно, во Львове есть
на улице считается неприличным.
Мы стали сытыми и с билетами на руках, ближайшие
сутки пленяли своей определенностью, мы
успокоились и расслабились. Нам захотелось
излишеств, поэтому мы очень обрадовались,
обнаружив на своем пути парикмахерскую. Мы сдали
Аркадия в руки симпатичной девушки за 20 рублей.
Она стригла его очень долго, я пристроилась в
уголке на пуфиках под пальто клиентов и
моментально уснула, хотя, возможно, это тоже было
неприлично. Однако бороться со сном не было
никакой возможности. Аркадий потом сказал, что
засыпал в кресле.
Постригли очень хорошо, но мы поняли, что нельзя
настолько безобразно и повсеместно засыпать.
Зашли в кафешку выпить кофе, и здесь же оказались
сбитые сливки, которых мне очень хотелось
почему-то в этот день. Откушали и кофе, и сливки, и,
совсем повеселевшие, снова пошли гулять.
Зашли зачем-то в аптеку и увидели там
удивительный кассовый аппарат, видимо, еще
дореволюционный, со старинным шрифтом и изящной
ручкой сбоку. Оказалось, аппарат работает,
аптекарши на нем чеки пробивали.
Мы вышли в деловой центр города, распогодилось,
народу на улицах стало много, все веселые такие.
Нашли, как всегда, «МакДональдс», величайшее
достижение цивилизации.
Шляться по Львову нам очень понравилось.
Удивительный город, по красоте своей сравнимый с
Прагой – мощеные булыжником улицы, из которых
вырастает готика, огромный Старый город, по
которому протекают люди, не обращая на древние
камни никакого внимания. Город совершенно
западный, до Польши – 60 километров, до Словакии и
Венгрии – тоже совсем недалеко, и это
чувствуется очень. Однако напрочь отсутствует
дурацкий западный лоск, лакировка под туристов;
периферийный средневековый город, домашний
такой, и очень жаль, что вскоре после нашего там
пребывания во Львове вылились на поверхность
жесткие националистические разборки – город
удивительный и очень родной.
Однако наступало время обеда, и мы двинулись в
обнаруженную ранее столовую с горшочками.
Формально она была похожа на кафе, поскольку в
нем фигурировала барная стойка, однако все было
не так-то просто. В этой столовке кормили людей по
каким-то талонам, видимо, неимущих, почти все
столики были заняты. К каждому столику подходили
сотрудники столовых, похожие на официантов,
забирали талоны и записывали, кто чего желает –
система талонов предполагала вариативность
питания.
Мы нашли себе место и тоже решили поесть. Но, не
успели мы заглотить первую ложку, как к нам
подсела бабушка бомжовой наружности, которую,
однако, не удавалось воспринимать как подругу по
разуму. Бабушка стала просить хлебца и
внимательно заглядывать в наши рты в ожидании,
что мы чего-нибудь не доедим и ей достанется. Это
было не особенно приятно, и мы настойчиво
попросили ее удалиться. Бабушка удаляться не
захотела, пришлось нам – за другой стол.
Горшочки оказались не очень вкусными. Но в общем
мы не привередливые, зато наелись.
Вышли на улицу и поняли, что еда забрала у нас
последние силы. Медленно вошли в скверик и
расположились на лавочке: я – расселась, а
Аркадий – разложился. Аркадий лежал и смотрел в
небо с облаками, которое стало уже совсем
голубым. Я неторопливо стригла ногти, но сил не
хватало даже на это, поэтому стригла очень долго.
Наконец тихий час все-таки закончился, мы
поднялись и придумали проехать по городу на
трамвае, такая обзорная экскурсия будет. Стало
совсем жарко, куртки пришлось снять и таскать в
руках.
Шли по главной улице к остановке, заглядывали в
подъезды, у них открытые двери у всех –
старинные, с деревянными лестницами внутри и
распахнутыми дверями во дворы, через подворотни
тоже во дворы, в которых сушатся на веревках
разноцветные солнечные вещи.
Трамвай действительно провез нас через весь
старый город, причем некоторые места мы уже
узнавали в окошко.
Хотели попасть в какой-нибудь музей, но
оказалось, что для музея уже поздно, к тому же
понедельник.
Поэтому вместо музея мы оказались на почтамте,
желая вступить хоть в какой-нибудь контакт с
родными и близкими. Звонить оказалось еще дороже,
чем из Киева, зато на почте был интернет, и мы
выстроились в общую очередь.
Ждать пришлось минут сорок, наверное. Нас
развлекали какие-то иностранцы, которые тоже
оказались в этой очереди, имея на руках мелкого
нефрустрированного ребенка. Ребенок носился по
почтовому залу, а его мама бегала за ним, и всем
было весело, но в конце концов даже ребенок
притомился.
Наконец мы дождались и уселись за компьютер. Это
было началом наших бесконечных безуспешных
попыток связаться с Москвой. Изначально дело
мыслилось нами как очень простое, не
заслуживающее даже особенного внимания: мы
собирались написать письмецо в гостевую книгу
«Жмуриков». Мы купили у почтальонов 10 минут
интернетского времени и тут-то выяснилось, что
клавиатура у них не русифицирована. Это было бы
еще ничего, но мы не помнили e-mail и собирались
найти его, выйдя на жмуркинскую страницу через
искалку, но ведь искалка-то на русском!
Десять минут пролетели в один миг, а мы не успели
ничего! Мы купили еще десять, чудесным образом
выяснили адрес странички, но сама страничка
никак не открывалась, мы спешили и дергались, и у
нас ничего не получилось.
И получится еще нескоро.
А пока мы побрели на площадь, где тусуются
местные неформалы, - где мы о ней узнали, я уже не
помню. Там Аркадий побеседовал с каким-то пиплом,
но что интересного он нам рассказал – я не помню
тоже.
Отправились на улицу, где торгуют разными
местными матрешками, картинами и т.п., типа нашего
Арбата – с какой-то целью, опять же не помню.
По пути отсняли хитовую фотку – хлопец с
саперной лопаткой и подпись «Добро пожаловать!»
– такими листовками во Львове были увешаны все
столбы, и от этого становишься суровым и
сосредоточенным.
Торговцы уже сворачивались, так ничем нас и не
порадовав. Зато в каком-то скверике неподалеку мы
увидели на скамеечке трех прихиппованных девиц,
тянувших пивко, и решили к ним пристать.
Они оказались весьма контактными, охотно
развивали беседу. Рассказали, что во Львове есть
даже музыкальные клубы, но они работают не каждый
день, а сегодня именно такой день. Очень
удивились, когда узнали, что мы приехали сегодня
утром и сегодня же вечером уезжаем.
- Да вы что, - бурно заговорили они. – Разве можно
приезжать во Львов на один день! Это же безумие!
Минимум неделя нужна! – Одна из них, именем
Оленька, оказалось, делает путеводитель по
Львову. – Я же весь город облазила, каждый камень
здесь знаю, - говорила она. – Я бы вам все здесь
показала. И вписку бы вам нашли. Может, все же
останетесь?
Может, и напрасно не остались? Когда еще
доведется?
Мы обменялись телефонами, а еще они рассказали
нам про арт-галерею, в которой проходят концерты
акустической музыки. Арт-галерея называлась
«Дзыга». Они сказали, что можно поговорить с
главным галерейщиком о том, чтобы кто-нибудь из
Москвы приехал. Или написать ему письмо. Чувака
звали Маркиян Ивашчишен.
Дело к вечеру, и девчонки призадумались, что бы
такого интересного мы успели посетить. Придумали
– во Львове есть высокая гора со смотровой
площадкой, оттуда вид красивый.
Мы распрощались и отправились к Маркияну, благо
это было недалеко.
В галерею мы шли дворовыми улочками, на улочках в
пыли играли дети, открытые двери всяких кафешек,
везде много бездельничающих веселых людей,
похоже одновременно на средневековый город и
еврейский квартал почему-то, хотя совершенно не
имею представления, как должен выглядеть
еврейский квартал. Галерея перекрывала собой
маленький тупичок, в одном из аппендиксов
которого глухая каменная стена дома
темно-бордового цвета являла некое подобие
арбатской стены, но, кроме надписей, в качестве
средств самовыражения местные неформалы активно
использовали фотографии, вырезки из газет,
получались такие большие коллажи, ошметки
треплет ветер.
Галерея на первом этаже была типичной галереей, а
Маркиян был где-то на втором, пришлось
подниматься по деревянной лестнице. Видимо, это
была роскошь и лоск, все вокруг блестело и
зеркалилось, в то же время некоторая бардачность.
Маркиян оказался большим и толстым, лохматым и
шумным, он с кем-то выразительно общался и
предложил нам подождать.
Мы уселись на бархатный диванчик у окна и
принялись обозревать тупичок с приставшими к
тротуарам древними пузатыми машинами. Вечерело,
и зависший за окном львовский эпизод, оторванный
для нас от всех прочих реальностей, выглядел
загадочно, но уже через полчаса мы децл
притомились его созерцать. Маркиян все еще
разговаривал не с нами, пришлось о себе
напомнить, но у него не получилось прерваться.
Еще через полчаса мы собрали свое шмотье и гордо
удалились. Мы решили, что в случае необходимости
напишем ему письмо, да и вообще, Львов далеко,
билеты дорогие, сложно все это, etc.
Мы отправились на львовскую горку – к ней вели
круто забирающие вверх малоэтажные улицы, очень
старые и совсем домашние. Вокруг горки
обвивалась лестница, и мы довольно быстро ее
преодолели: начинало смеркаться, а хотелось еще
что-то увидеть. Вид, действительно, оказался
замечательный, как, впрочем, с любой другой
высоты, вокруг которой раскинулся город. И сам
город был гораздо огромнее, чем мы ожидали
увидеть, а видно далеко-далеко, и прорези улиц, по
которым мы ходили целый день. Наверху было
холоднее, чем в городе, дул ветер.
Когда мы спустились в город, совсем стемнело.
Улицы не освещались, даже центральная, которая
вела к вокзалу, подсвечивалась лишь окнами
окрестных домов. Мы зашли в хлебный магазин, и
Аркадий поинтересовался у продавщицы:
- Ви хлiб рiжiте?
Я внимательно уставилась на Аркадия. Первый раз в
своей жизни я видела, как Аркадий необоснованно и
спокойно издевается над людьми. Однако
продавщица ответила:
- Рiжiм, - и отрезала половинку черного.
- Что это ты, уже по-украински заговорил? –
полюбопытствовала я, когда мы вышли на улицу.
Как выяснилось, Аркадий даже не заметил, что
задал вопрос как-то не по-русски.
В темноте мы продвигались к вокзалу, но уже
ничего не боялись. И только собор, к которому мы
подошли попрощаться, выглядел в ночи весьма
угрожающе. Мы потрогали его ладонями, он был
холодным.
Ну и дальше – забрали вещи из камеры, времени еще
много оставалось, пошли на какой-то из верхних
этажей, там был небольшой зал ожидания, в котором,
в отличие от нижнего, можно было присесть. По
очереди поспали, а потом уборщица объявила, что
лавочка закрывается, пришлось всем отвалить.
А тут уже и наш поезд подали, мы влезли на
традиционные верхние полки и уснули уже безо
всяких.