Попрад - Старый Смоковец - Штребске Плешо, трамвайчик.
Имеющий довольно своеобразное смысловое
наполнение, наш способ путешествия, тем не менее,
по внешним признакам практически неотличим от
бродяжничества. И попробуй объясни полицейскому,
который по-русски не понимает из принципиальных
соображений, что ты весь напичкан сверхыдеями, и
потому обижать тебя не нужно.
В два часа ночи от стен здания
отразились звуки тяжелых шагов. Нас разбудили
двое полицейских.
Человек, только что разбуженный после
непродолжительного сна, очень беззащитен. Фактор
внезапности работает против него. Если же
лирический герой, к тому же, находится в
горизонтальном положении и вынужден беседовать
с вертикально расположенным неприятелем, можно
сказать, что шансов на победу практически не
остается. Герой очень слаб, если вы понимаете, о
чем я говорю.
Беседа велась на языке латинизмов,
убогих жестов и словацких фраз, обозначающих
денежные суммы в словацких же кронах. Прежде
всего у нас спросили документы, и, когда мы
доверчиво отпустили в тяжелые волосатые лапы
свои загранпаспорта, быстро выяснилось, что
полицейские получили мощнейшее средство
воздействия на подзащитных.
Наши собеседники полюбопытствовали,
куда мы едем, и мы долго махали руками в попытках
изобразить горные лыжи (по-английски полицейские
не понимали тоже). Когда, наконец, они поняли наши
объяснения, был задан следующий вопрос: а где же
ваши лыжи? Этим вопросом, как мы поняли
впоследствии, менты и таможенники донимают
потенциальных горнолыжников повсеместно.
Донести до их понимания, что лыжи мы собираемся
брать напрокат, было выше человеческих сил.
Наконец, завершая эту бессмысленную беседу,
полицейские в унисон пропели: сто кро-он - сто
кро-он, что в переводе на русский означало: с вас
штраф в размере сто крон с каждого.
Наши возмущения их совершенно не
трогали. Они объяснили, что это - для нашего же
блага. Ведь здесь, в закутке, нас могут убить.
Поэтому спать здесь нельзя. А если нам так
необходимо поспать - напротив есть
пятизвездочный отель, и совершенно непонятно,
почему мы не хотим туда идти.
Но, так или иначе, пока мы не заплатим
штраф, они не вернут нам наши документы.
Не скажу, чтобы сумма была очень
большой (в общей сложности порядка ста тридцати
рублей). Однако это ощущение абсолютной
незащищенности внакладку с усталостью и
неспособностью к сопротивлению оказалось очень
унизительным. Под надзором мы скрутили
спальники, и я тупо уставилась в окно. За стеклом
капал дождик. Моя воля к жизни упала до отметки
абсолютного нуля.
Тем не менее спасать паспорта было
нужно, и финансовой стороной дела занялся
Аркадий. Он быстро выяснил, что имеющихся у нас
словацких крон хватит лишь на один штраф с
хвостиком, остальные наличные были в долларах.
Менты объяснили, что как раз в том отеле есть
обменник, Аркадий сбегал, вернулся, обменник
оказался закрыт.
Хорошо, сказали они, давай все кроны,
которые у тебя есть. Было сто крон в бумажках и
мелочи крон на двадцать. Полицаи стали выгребать
мелочь, и Аркадий поинтересовался, дадут ли ему
квитанцию об изъятии этой самой мелочи. Мелочь
они тут же вернули, выписали квиток на сто крон и
изволили пошутить, что остальные деньги мы
должны занести им на обратном пути. Деньги или
какой-нибудь подарок. На этом мы и расстались.
Мы со своими монатками отправились на
первый этаж, где на лавочках клевали носами
пассажиры. Нас откровенно поимели, и от этого
было очень противно.
Сонливость и апатия постепенно прошли,
вежливо уступая место озлобленности. В конце
концов, нам непонятно, обязаны ли
граждане-нерезиденты безропотно отдавать свои
паспорта так называемым блюстителям порядка?
Какие документы подтверждают эту обязанность, и
какие санкции следуют в случае непослушания?
Полные праведного гнева, мы
отправились разыскивать начальника вокзала.
Правда, было три часа ночи или что-то около того,
но ведь нам все равно было нечем заняться до утра.
Мы нашли некую дверь, на которую нам
указали сотрудники вокзала, и стали в нее
ломиться. Из двери показался человек киношного
вида в синей форменной фуражке, сначала - с
недовольным выражением усов, но потом, когда я
напряглась и для пущей важности заговорила
по-английски - с несколько озабоченным. Он
попросил нас подождать и скрылся за дверью, и
очень скоро вместо него появился другой
персонаж.
Мы продолжили свои выяснения.
Единственное, что удалось от него добиться, - что
у полицейских свои внутренние параграфы,
согласно которым они действуют, и что вокзальное
начальство не имеет никакого отношения к их
деятельности.
Мы снова отправились на вокзальные лавочки
дожидаться утра, и наконец оно настало. Около
шести часов вокзал очевидно проснулся к жизни. Мы
начали выяснять, как же нам теперь добраться в
горы, и постоянно бегали то к расписанию, то к
белоснежным кассиршам, которые проявили к нам
неожиданное сочувствие и объясняли нам,
неразумным, все подряд. Видимо, им было очень
скучно сидеть за своими окошками.
Почему-то они приняли нас сначала за немцев:
возможно, кто-то из них знал немецкий язык. Но
мы-то его не знали. А они не знали английского.
Зато на вопрос "Говорите ли вы по-русски?"
они радостно заверили нас, что да, говорят. После
чего ни одного русского слова мы так и не
услышали, причем женщины были уверены, что
говорят по-русски.
Под конец нашего разговора мы так к ним
прониклись, что показали им штрафную квитанцию,
выданную ночью ментами взамен отобранных денег.
Женщины начали возмущаться, сказали, что это
несправедливо. Тут же объяснили, что во избежание
неприятностей достаточно было купить билет на
электричку до ближайшей станции (4 км) - как
известно, эта нехитрая фишка работает и у нас на
родине. С этим билетом можно было бы вздремнуть в
специальной комнате для ожидающих отбытия.
Однако исправить прошлое было уже невозможно, и
мы направились в будущее, взяв билет до Старого
Смоковца (один билет - 14 словацких крон, ~9 рублей).
Название данного населенного пункта очень
походило на ругательство, ведь только не
особенно приятной личности можно заявить: "Ну
ты, Старый Смоковец!".
Свое транспортное средство мы чуть было не
упустили: кассирши сказали, что оно стоит
"доле", и мы поняли, что его нужно искать
где-то в долине, вдоль путей, что ли. А оказалось,
что "доле" - это "наверху", там был такой
железнодорожный мост, пристроенный к вокзалу,
что-то типа виадука, оттуда наш трамвайчик и
отбывал.
Трамвайчик этот отбывает из Попрада, делает
40-километровый круг по Татрам, по всем
горнолыжным курортам, которые в Татрах
расположены, после чего возвращается опять в
Попрад. Ходит он довольно регулярно - пару раз в
час в среднем. В горах трамвайчик чудесным
образом превращается в зубчатку. На проложенных
для него шпалах между двумя обычными рельсами
расположена третья рельсина, зубастая, а у самого
вагона на пузе зубчатое колесо, так что
трамвайчик может без опаски взбираться на крутые
склоны.
Снаружи трамвайчик был веселенького
красно-белого окраса и состоял из трех вагонов.
Внутри - опрятненький, чистенький и какой-то
очень западный. Через несколько минут все мы
тронулись и поплыли над просыпающимся в
котловине Попрадом. За окнами шел полноценный
дождь, и было совершенно непонятно, причем здесь
горные лыжи. Настроение было неважное, к тому же
безумно хотелось спать.
А мы, между тем, ехали в горы, и уже появился снег
на земле. Тем не менее, когда мы вышли в Старом
Смоковце, дождь припустил уже бескомпромиссно.
Кто-то подсказал нам, что прогноз на ближайшие
дни можно узнать на спасательной станции, и мы
отправились на спасательную станцию, благо она
была очень близко от трамвайного вокзальчика.
Спасательная станция очень походила на
гостиничный холл, и в ней удобно расположился
высокий позитивный спасатель в горнолыжном
костюме. Он сказал нам, что в Смоковце уже не
катаются, но, видимо, пока еще есть катание в
Штребске Плесо (1346 м над уровнем моря), самом
высоком катальном месте Высоких Татр. И мы можем
попробовать туда съездить.
Фрагмент Старого Смоковца, который мы успели
увидеть, был чрезвычайно приколен: из снега
торчали густые веселенькие кусты, готовые,
казалось, обзавестись почками, над нами смотрели
в небо декорированные башенки, и все это заливал
обложной дождь.
Было еще раннее утро, и мы решили не ломиться
сразу далее, а сначала поесть. Зашли в
забегаловку, в которой по причине неурочного
часа не было ни одного посетителя. Кафешка была
просторная, деревянная и очень светлая. Каждый
раз при столкновении с импортной
действительностью в лучших ее проявлениях - и в
этой кафешке тоже - меня удивляла
упорядоченность, опрятность и запредельное
спокойствие обстановки.
Здесь, возможно, было и недорого, однако нам тогда
совсем не по карману закупить полноценный
завтрак. Мы взяли какие-то булочки, я - какао,
Аркадий - молоко, которые нам принесли в домашних
чашках. Мы, конечно, сразу стали бегать и бодяжить
кипятком свои концентраты, что работники кафешки
не одобрили, но промолчали, лишь тяжело смотрели
на нас.
Несмотря ни на что пить горячее молоко и какао
было чрезвычайно приятно, однако они скоро
закончились. Мы немного подсохли, окрепли и пошли
на станцию, где взяли билеты до Штребске Плесо
("плесо" - это "озеро", что такое Штрбске,
- так это слово пишется по-словацки, - я не знаю). За
это нам пришлось отдать еще по 18 словацких крон,
и, чтобы не давать каждый раз русский эквивалент
словацкой суммы, скажу лишь, что русский рубль
дороже словацкой кроны, грубо говоря, в полтора
раза, или, по-другому, словацкая крона - это
примерно 2/3 нашего рубля. В последний раз: 18 крон -
это 12 рублей.
В вагончике я осознала, насколько сильно я
устала. Мало того, если бы я просто засыпала в
креслице - это, положим, совсем не новость. Но
здесь впервые за наше путешествие - но отнюдь не в
последний раз - мозг перешел в какой-то
совершенно мне непривычный режим мелкой
истеричности: он бесконечно выдавал навязчивые
картинки полугаллюцинаторного характера, гонял
слова и обрывки мыслишек, причем, стоило закрыть
глаза, и процессы эти моментально одолевали.
Более того, они пытались прорываться даже тогда,
когда глаза были открыты, и бороться с этим было
совершенно невозможно. Я понимала, что
единственное, на что буду способна по прибытии в
Штребске Плесо - это упасть и уснуть.
Трамвайчик тем временем карабкался временами по
довольно крутым горкам. За окнами проплывали
огромные, но очень мартовские, из липкого снега,
сугробы, дождик утихал. С Аркадием завел
продуктивную беседу некий дедушка, из под пальто
которого хорошо было видно костюмный пиджак,
белую рубашку и галстук. Он почему-то взялся
объяснять нам, что в Штребске Плесо все гостиницы
и другие жилища очень дорогие, они неоправданно
дерут деньги с людей, и в это мы легко верили. Но
он обещал показать нам дешевую гостиницу, и в
этом мы заподозрили какой-то подвох. Несколько
раз мы втолковывали, что нам нужно именно
ласнейшее жилище, и он подтверждал, что да,
ласнейшее.
Когда мы вышли из трамвайчиковой электрички,
немного распогодилось. Дождик перестал, в небе
появились голубые пробоины. Дедушка сказал, что
сам отведет нас на место, и мы потопали за ним.
Предварительно он даже завел нас в какой-то
отельчик и спросил, сколько стоят у них сутки
проживания. Девушка сказала, что крон 400, но точно
я не помню.
И он действительно привел нас в дешевое место -
возможно, он был приятелем или родственником
хозяина заведения, или как-то иначе
заинтересован в посетителях. Двухэтажный
деревянный домик назывался "Спортивный клуб
полиции" или, сокращенно, SKP. Двухместный номер
стоил 350 крон в сутки (с двоих), но хозяин сказал,
что они сдают минимум на три дня, а мы собирались
пробыть два. Тем не менее сдал и на два, причем по
той же цене.
И мы направились на второй этаж. Гостиница до
боли напоминала советские турбазы, но это было
именно то, что нужно. В комнате, кроме кроватей,
тумбочек и нас присутствовала еще и раковина. На
подзеркальнике красовалась пара граненых
стаканов - оставалось только приладить к ним
традиционный кипятильник. Душ и кухня были
общими. В холле радовал глаз задорный плакат с
изображением Мразика, местной модификации Деда
Мороза.
Был уже несезон, и народу в нашем приюте было
совсем мало. Мы почти никого не встречали.
Как только мы добрались до кроватей, сразу
рухнули спать и проспали несколько часов. Потом
решили осмотреть окрестности и вышли на улицу. В
воздухе висела мелкая морось, а отдаленности
закрывал туман. Мы пошли по дорожке вверх, идти
пришлось километра два. Нам на встречу ехали
машины с откатавшимися людьми. По пути нам
попался локальный супермаркет, и за 10 рублей (или
крон, не помню точно) мы купили литр молока,
оказавшегося впоследствии сливками 18 %-ной
жирности. А тут уже и до начала горы было
недалеко. Один выкат был развернут к нам лицом, и
по нему сновали немногочисленные уже лыжники.
Куда-то вверх и в другую сторону, видимо, на
другую гору, увозила людей креселка. Креселка еще
работала, но стоила очень дорого, поэтому мы
решили прокатиться на ней завтра, когда у нас
будут лыжи.
Мы поняли, однако, что катание на сегодня уже
заканчивается: вся инфраструктура работала до
16:00, а было что-то около того.
Зато Аркадию удалось взять напрокат обычные
беговые лыжи (200 крон + залог $100) и договориться,
что он вернет их не сегодня, а завтра. Аркадий
поехал по проторенной лыжне кататься - там была
специально раскатанная и размеченная беговая
трасса, даже несколько, самый большой круг - 10
километров. Я же не чувствовала в себе ни
моральных, ни физических сил кататься, поэтому
понесла домой покупки, а как только донесла -
снова легла спать.
Аркадий ввалился в комнату, когда на улице были
сумерки. Он был насквозь промокшим - на улице
фигарил дождь. Мы Аркадия переодели и высушили,
после чего он захотел есть и отправился за
покупками. А я занялась своим любимым делом, т.е.
опять уснула.
Смеркалось. Посему все ночные клубы были уже закрыты, и я начал нервничать про то, что мне может и не перепасть честно заработанной (столь героической лыжной прогулкой) сосиски. Как сказал бы Петя Рябов, я бегал, как орел!
Как мотылек, я упрямо брёл на ночные огоньки, но всё обламывался, поскольку они оказывались при ближайшем рассмотрении просто ночными огоньками, и сосисками там даже не пахло. Рано или поздно, я всё же выбрел на какой-то обитаемый вагончик. То, что я увидел, войдя, можно было бы назвать обычным человеческим жилищем, если бы не небольшой прилавок с едой, занимающий некоторую часть внутреннего пространства. В большой комнате два бывалых мужика были уже хороши, и никто из них не хотел отрываться от ящика, в котором кто-то благополучно обыгрывал киевское "Динамо". Я долго пялился на прилавок, не желая отрывать словаков от их кайфов, да никто из нас никуда и не спешил. На прилавке было в целом недешево и я выбрал самую недорогую сосиску и побольше хлеба. Бывают состояния, когда не важно, что есть, главное - сколько.
Пришёл словак и удивился на меня, русского. Здесь таких всё же не часто. Он как-то сразу всё почувствовал, как надо - меня усадили на почётное место подле телевизора и снабдили пивом, не требуя за него расплаты. Короче, хоть я и не искал пива в этот вечер, оно само меня нашло. Тут началось (точнее - продолжилось). Пока колбаса разогревалась, пошли знакомство и тусование. К еде добавился ещё бокальчик на тех же условиях. Словаки охотно щеголяли умением говорить на русском (что-либо), однако с пониманием были, увы, проблемы. Впрочем, и я не всё догонял, что они мне говорили на моём родном языке, так уже и сам начал сомневаться, владею ли им. С английским было куда обоюдно хуже. Но это не мешало эмоциям словаков выходить наружу и восприниматься мной. Это было похоже, как ёжик дошёл-таки до медвежонка и поддержал разговор словом "Можжевеловых…". Я ел, колбаска оказалась с национальным вкусом, пиво чешское словацкого разлива, а медвежонок всё говорил и говорил. "Почему вы потопили наш корабль! Эх, Ленин! Сталин! А теперь что?". Один (забываю имена) служил на самолёте МИГ-29 и учился где-то в соцлагере летать. Я, было, возразил, что вам и при совке неплохо было, да и сейчас вроде бы, но, видимо, остался непонят. Дальнейшее развитие разговора помню смутно. Мне предлагали девочек, я говорил, что, спасибо, есть уже. Стали звать нас завтра в гости, хотели на Витни посмотреть. Ещё помню подаренную вдогонку бутылку пива, которую я предъявил Витни в качестве вещдока, чтобы она тоже пошла к словакам, что бывает и такое.
Аркадий пришел домой и принес бутылочку пива, которую мы тут же распили. Ну и, разумеется, легли спать.
Ночью мы проснулись оттого, что случилось страшное. На улице бушевал настоящий ураган, и мы всерьез испугались, что разнесет крышу и повылетают стекла. Он нагло и ужасно завывал, бился снаружи о стены, и мы даже пытались записать его на диктофон, только запись не получилась. Именно тогда родилась легенда про привидения горнолыжников. Потом нам надоело ждать, когда зазвенят стекла, и мы уснули.