Витни

Глеб в Суоми

21 июля, четверг

Cутки перед стартом

Истерия достигла своего апогея. Папа съездил наконец-то в посольство, забрал паспорта с визами. И на вокзал съездил в очередной раз. Пару дней назад ездил, ему сказали - билетов на Питер нет. И мы уже придумывали разные косые варианты, как нам до Питера добраться.
От Питера мы нашли в интернете одного мужика, именно 21-го утром вдруг нашли, который согласился довезти нас от Питера в Хельсинки 22-го июля за 30 евро всю компанию. Мужик немного передернул и сказал, что автобусы Питер - Хельсинки за 10 евро давно уже не в моде, а стоят они теперь по 15 евро, так что, связавшись с ним, в деньгах мы ничего не теряем. Мы пытались выяснить, сколько же действительно эти автобусы стоят, выяснить из Москвы не получилось. Но автобусы идут в ночь, и, в любом случае, вариант с машиной был лучше. Мы решили, что готовы заплатить за удобство.
(Позже выяснилось, что автобусы все-таки не стоят 15 евро.)
А теперь Аркадию на вокзале повезло: он взял нам с Глебом купейный билет, а себе сидячий. Папа очень сокрушался, что купейный билет слишком дорог, но все-таки это была реальная и удобная возможность наконец-то уехать, а другой подобной возможности не было.
И вот весь день мы собирались, а папа еще и разъезжал. Мысль о том, что хорошо было бы позвать Нину (бабушку Глеба) на помощь, пришла ко мне слишком поздно, именно в этот последний день, когда я поняла, что не успеваю гулять с Глебом. Но Нина была далеко, а все попытки найти разового человека погулять не удались. В результате Глеб весь день просидел дома, в жаркой квартире, а на улице была роскошная погода. И он, конечно, нервничал, потому что он всегда чувствует предстоящие поездки и это его будоражит. И он, конечно, был отодвинут нами в сторону, мы не играли с ним и им не занимались совсем, потому что и так ничего не успевали. Короче, день для Глеба был не особо радужным.
Единственным позитивным моментом негуляния оказалось то, что Глеба удалось пораньше уложить днем. И, соответственно, вечером пораньше. Правда, я его полтора часа укладывала в надежде, что он уснет еще раньше. Но уснул он в десять. По тем временам - рано.
Мне хотелось, чтобы он перед поездом пару часов поспал. И он поспал.

22 июля, пятница

День первый

Где-то около 00:15, когда я уже собиралась идти его будить, Глеб вдруг сам вышел из комнаты, сонный такой. И говорит:
- Уже ночь, пора ехать!
А мы ему говорили, что ночью поедем, что я его разбужу и т.п. И вот он, видимо, проснулся, увидел, что совсем темно, и это для него стало критерием того, что ехать пора. Но удивительно, что он в точности когда нужно проснулся.
Я спрашиваю:
- А как ты понял, что уже ехать пора?
- Я почувствовал, - говорит Глеб.
И я только позже поняла, что это цитата. Поняла, когда уже в Финляндии читала ему сказку "Ежик-елка" из серии сказок про Ежика, откуда и "Ежик в тумане" происходит.
Глеб сосредоточенный такой был перед дорогой, оделся почти сам, все делал, что его просили.

Конечно, для Глеба это событие - куда-то выйти из дома ночью. Мы прошлым летом в Питер ночью уезжали - так он до сих пор, наверное, помнит. Во всяком случае, несколько месяцев назад вспоминал.
Потому что к середине июля он уже забывает, что такое темнота: она наступает исключительно тогда, когда он спит.
И фонари тоже светят новизной: он их месяца три уже не видел.
Вышли из дома, луна, действительно, огромная такая над землей висит (это был какой-то особенный астрономический день, раз в 20 лет такое бывает, когда Луна очень близко подходит к Земле и потому кажется особенно большой).
Глеба мы в коляске везли, и это тоже было странно и впечатляло. Глеб уже около года в коляске не ездил. А в Хельсинки такой закон, что взрослый с ребенком, ежели ребенок в коляске, едет в городском транспорте бесплатно. Даже если ребенку 5 лет или 6. Но если ребенок мал, и его везут на руках, то взрослый за себя платит. А проезд там 2 евро стоит.
Так что прямой смысл был нам коляску с собой тащить.
К тому же мы собирались ходить по городу, а Глеб еще, конечно, много ходить не может.
Коляску пришлось выпрашивать на площадке, потому что наша прогулочная уже совсем плоха. Но Глеб, конечно, был весьма доволен, что передвигается на халяву, не затрачивая усилий. Вспомнил молодость.
Поскольку мы собирались, как обычно, до последнего, то на пересадке на "Лубянке" мы успели в предпоследний поезд метро.
А наш поезд на Питер в 1:50 уходил. И у меня что-то в голове перепуталось, я до последнего уверена была, что нам еще час на вокзале мариноваться придется. А тут такой сюрприз приятный: оказалось, когда мы приехали на вокзал, что до отправления - 10 минут.

Сели в поезд, поехали без ожиданий, а Глеб вдруг и говорит:
- А давай споем "Медленно минуты уплывают вдаль"?
Тетки - соседки по купе - заулыбались.
Спели. Глеб, оказалось, слова не очень хорошо помнит.
Тетки стали хлопать.
Достала ему сырнички в надежде, что он их будет есть - сырники обычно безотказный вариант, поэтому я их всегда жарю в дорогу. Но Глеб один сырник съел и дальше есть отказался.
И вообще в этой дороге ел он очень мало.
Быстренько улеглись на полке, папа ушел к себе в сидячий вагон. Но Глеб еще долго не засыпал, ворочался, бормотал.
Заснул где-то около половины третьего, может быть, ближе к трем.

Проснулся в половине восьмого. Все вокруг еще спали, конечно.
Пришлось Глеба постоянно стопорить, чтобы он разговаривал шепотом. Покушал он мало опять.
Поезд приходил в Питер в 12:00 только. И вот больше 4-х часов он топтался - то по коридору, то в купе, когда тетеньки проснулись. Но не особенно маялся, мы его развлекали как-то - сначала я, попозже папа подключился. Мне даже удалось еще подремать. Глеб в окошко смотрел с удовольствием. Ну и вообще, это начало путешествия было, он еще относительно свеженький был.
В какой-то момент он стал распевать в коридоре вагона:
- Постоянно в Питере
Льет как из ведра!
Это из Гурьева. А дождик шел, действительно.
Ближе к Питеру папа стал созваниваться с мужиком, который должен был везти нас дальше, в Хельсинки, и мужик сначала предложил нам подъехать на "Чернышевскую". Но она хоть и рядом, но вещей-то у нас еще больше. И как-то в падло было тащиться.
Он согласился все-таки забрать нас прямо с вокзала, и мы еще с полчаса ждали его у головы - или что там в центре Московского вокзала. Папа сбегал булочек купил.
А потом мужик нас забрал. Когда мы пошли от головы - или что там в Питере - к его машине, у Глеба случилась небольшая истерика, уже устал и изголодался, мне пришлось тащить его на руках.
Мужик повез-таки нас на "Чернышевскую", именно на улицу Фурштатскую, где мы жили год назад у Миры в Питере. У той самой Миры, к которой мы теперь ехали в Хельсинки. Но Глеб сказал, что он эту улицу не помнит.

У мужика на Фурштатской были какие-то дела, и мы еще там его ждали минут 20. По просьбе Глеба я купила ему мороженого, но Глеб в него немного потыкался и отказался есть.
Наконец мы поехали, и быстро выяснилось, что меня в его машине укачивает. И мне пришлось даже выскочить один раз, потому что все же вырвало меня.
Так вот незадачливо, через пень-колоду, начиналась поездочка.
Когда на трассу вырулили, мне полегчало, и рецидивов уже не было.
Глеб уснул. Где-то около 13:30 уснул и проспал 3 часа. Он проспал пересечение обеих границ и проснулся уже в Финляндии на "шайбе" - пятачок такой прямо за финской таможней. Мужик остановил машину и пошел в супермаркет покупать себе одеяло. Глеба надолго перестало качать, и он проснулся.
Потом мы, конечно, поехали, но Глеб, конечно, больше уже не спал. Сначала он нормально сидел, под конец начал маяться.
Мужик по ходу дела по телефону утрясал какие-то свои дела. Ему нужно было что-то забрать в районе 3-го кольца под Хельсинки, и вдруг выяснилось, что дальше, в сами Хельсинки, он нас везти не хочет. И они с Аркадием по карте принялись выяснять, где ближайший общественный транспорт, куда мужик мог бы нас сбросить. Я с ужасом представляла себе, как мы с тяжеленными вещами, измотанные, с измученным Глебом, будем еще ехать в незнакомом транспорте незнамо куда. Но приготовилась.
А они тем временем с Аркадием искали по карте и на местности это место, куда мужику надо было и он опаздывал. Мы нарезали круги по одним и тем же безлюдным местам, и даже спросить не у кого. Нашли, наконец. Это было некое предприятие, типа завода. Мы въехали на территорию, и мужик надолго нас покинул. Глеб смог вылезти из машины и размяться.
Я постоянно находилась в промежуточном состоянии между сном и не-сном. Как только я прислоняла голову к чему-либо, мне начинались красочные видения. Сон на одной полке с Глебом в поезде мне удается не особенно.
И видимо как-то уж очень удачно всё у мужика срослось. Он вернулся бодренький, с большими бумажными пакетами, и изъявил согласие отвезти нас в Хельсинки. Для меня это было огромным облегчением.
Приехали на мужике в центр города и опять начали нарезать круги, пока не нашли улицу Миры. Зато мужик нас прямо у Мириного дома высадил. Правда, произошло это уже около 20:00 по местному времени (а по Москве - в 21:00). То есть мы ехали на этом мужике в общей сложности, если считать от вокзала, больше 8-ми часов.
Зато нам не пришлось целый день ждать ночных автобусов на Хельсинки, а потом еще и целую ночь в них ехать.

Истерик, кроме той, что на вокзале в Питере, у Глеба больше не было. Держался парень.
Поднялись к Мире в квартиру, Глеб очень свободно в нее вошел, стал с Мирой общаться-обниматься. Быстренько я ему набодяжила кашку порошковую малышовую, он ее поел и побежали мы спать укладываться.
Мира нам выделила ту самую комнату, в которой мы с Аркадием жили 4 года назад, когда Мира подобрала нас на трассе и привезла в Хельсинки. А по возвращении из Хельсинки выяснилось, что я уже 6 недель как беременна. Так что Глеб, строго говоря, в Финляндии, Хельсинки и в этой квартире уже был.
Эта квартира - что-то типа коммуны, ее снимают в складчину несколько человек, и люди эти время от времени меняются, так что с тех пор, когда мы жили здесь в прошлый раз, остались только Мира с Эркки - и, вроде, все. А всего там сейчас живет 3 пары, 6, соответственно, человек.
Квартира огромная, 4 комнаты, 2 выхода - парадный и черный. Дом в самом центре города, строили его еще наши, до революции. Камины в квартире вроде даже еще работают. И лифт, роскошный лифт фирмы "Коне" 34-го года выпуска.
Глеб уснул, и я вместе с ним вырубилась. А потом меня Аркадий пришел будить, чтобы идти тусоваться. Я, конечно, выползла, но была никакая. И скоро опять поползла спать.

23 июля, суббота

День второй

И это, конечно, драма, что суббота. Потому что все обитатели квартиры, конечно, хотели отоспаться после рабочей недели, а Глеб проснулся - по-нашему, в 8 утра. А по местному времени - в 7:00. И пришлось его всячески сдерживать, а он не особенно привык и не получалось. Да еще я в незнакомой квартире, да еще и не отмокшая после поездки - не самым быстрым и лучшим образом всё делала поутру.
Тем не менее героическими усилиями где-то часа через два нам с Глебом удалось покинуть квартиру. Мы пошли на детскую площадку, которую заприметили с Аркадием еще 4 года назад.
Площадка находится в двух шагах от Мириного дома и представляет собой огороженный невысоким заборчиком загон для детей. Замечательна площадка тем, что на ней в специальном большом ящике лежат игрушки для общественного использования. Глебу это очень понравилось, он с удовольствием на площадке возился, пока папа не пришел где-то через час.
А с папой мы прямым ходом отправились на блошиный рынок, который от дома Миры недалеко. Но с Глебом не удалось по рынку походить. Глеб моментально обнаружил продажу ржавых вагонов и рельс от немецкой железной дороги 16 мм, которая у нас в дому есть и фигурирует под кодовым названием "гурьевская дорога", поскольку нам её отчасти Гурьев подарил.
И вот Глеб в эти вагоны вцепился, а за каждый ржавый вагон продавец хотел по 5 евро. Я сказала Глебу, что купить не получится, тогда Глеб попросил поиграть. И вскорости уронил один вагон. Вагон шлепнулся на брусчатку и развалился на куски. Я занервничала и мысленно начала прощаться с 5 евро. Подняла куски и стала их состыковывать. А они не состыковываются. А папа, как назло, пропал из поля зрения и не появлялся. А мужик-продавец внимательно смотрел и ничего не говорил, и помочь не порывался.
Наконец куски срослись, я кинула Глеба в коляску и умчалась прочь.

Мы договорились, что папа погуляет по блошинке, а мы погуляем по близлежащей набережной.
А там небольшой такой спуск к морю - кирпичные широкие ступени. А по ступеням там и сям огромные металлические шары разложены, для декора - немного побольше и немного поменьше, но сдвинуть с места, конечно, невозможно. Глеб начал между шаров бегать и в них заглядывать - отражение как в кривом зеркале - и в них, в эти шары, орать. Я обычно не запрещаю Глебу орать на улице, если он никому не мешает. И здесь он никому не мешал. Но дедушка, который сидел неподалеку на лавочке и читал газету, все время неодобрительно на нас смотрел. Возможно, у них не принято орать на улицах ни при каких обстоятельствах.
А Глеб уже пошел вразнос, стал садиться на ступени и опускать в воду ноги, а вода безобразно грязная, в ней всякий мусор плавает. И джинсы у Глеба мокрые чуть не по колено. А у него уже истерическое возбуждение, он хочет еще ноги в море полоскать и на трамваях кататься. Там мимо трамваи проезжали нерусские.
Папа пришел, и мы решили попробовать все-таки проехаться на трамвае. Договорились с папой, на какой остановке встретиться, и папа пошел пешком, а мы дождались трамвая и поехали. Остановки 2 - 3 проехали. Папу обогнали на пару минут всего.
Там у них в трамваях есть передняя дверь, через нее заходят простые смертные и платят деньги. А есть специальная дверь для колясок. Причем в новых трамваях даже поднимать коляску не приходится, пол трамвая на уровне мостовой. Это самые удивительные трамваи, они пятерные, т.е. из пяти подразделений состоят. В старых трамваях приходится коляску на несколько ступенек вверх затаскивать, ну так это для нас не проблема: Глеб вылезает из коляски и спокойно сам в трамвай забирается ногами, а я коляску затаскиваю. Это ж не с младенцем в ней коляску заволакивать.
Мы когда с Глебом в трамвай заходили - и, вроде, я знала, что есть у них закон, что с колясками - бесплатно. А все равно чувствовала себя весьма воровато. Что вот сейчас зайдут и поймают.
Нас не поймали.
Вообще за все время пребывания в Хельсинки я контролеров не видела ни разу. Аркадий видел один раз.
Мира сказала, что, действительно, контролеры встречаются очень редко. Но уж если они встречаются, то штраф - 60 евро.
Ходят они по 4 человека, настоящая облава. Мы с Аркадием подумали, что разница есть: бьется контролер с безбилетником за 100 рублей - или за 60 евро. За 60 евро, конечно, остервенение будет в 20 раз сильнее.
Вышли мы на остановке, а там на специальном табло маленькие циферки светятся и показывают, трамвай какого номера через сколько минут подъедет. Тут мимо проехал пятерной трамвай, и Глеб немедленно захотел на таком же покататься. Тот, в котором мы ехали только что, был двойным.
Тут как раз и папа подошел, а следом за ним - пятерной трамвай. Папа нас остался ждать, а мы проехали одну остановку на пятерном - до вокзала. И сразу обратно к папе.
Вылезли, и пошли искать одно заведение, в котором, я читала в интернете, еда недорогая по финским параметрам. Потому что Глебу скоро кушать надо было уже.
Адрес забегаловки у нас был, но только забегаловка по этому адресу оказалось на ремонте. А тут как раз Глеб стал капризничать, что он кушать хочет. И мы стали носиться с Глебом в коляске по близлежащим улицам, но все оказалось дорогим.
Потом мы подумали: а что мы, собственно? Тут и до дома недалеко. Прибежим домой и там поедим.
Помчались домой, Глеб все капризничал. Но домой когда пришли, Глеб покушал очень плохо, от всего отказывался.

Пошли с ним спать. Он поспал какое-то время (час или полтора) - и вдруг из магазина вернулся папа. А надо сказать, что домофон висел именно в нашей комнате, потому что именно в нашей комнате был парадный вход в квартиру. И домофон этот звонил очень резким, громким и противным звуком. И вот бежит по квартире очумелый, спросонья, Глеб и испуганно кричит:
- Мама! Будят! Будят!
Я папе дверь открыла, конечно, и давай Глеба снова укладывать. Полежала с ним, он вроде заснул. Я от него вышла, и буквально через 5 минут, как вышла - Эркки с работы вернулся. И давай в домофон звонить.
Глеб опять кричит, очень он этого домофона пугался.
И не уснул больше. И не выспался, конечно, после поездки к тому же.
А во второй половине дня Мира с Эркки и своей сестрой - а сестра с семьей - собирались в Суоменлину и нас с собой пригласили. Я сомневалась, конечно, в Глебской способности так вот сразу переварить еще и Суоменлину, но мы подумали и поехали все-таки.
Плыли на кораблике мы сами, и потом уже с Мирой и ее родственниками встречались на острове. Они плыли сами по себе, без нас, позже.
И мы сначала пришли на первый попавшийся причал, и оказалось, что за всех надо платить - и за меня, и за Глеба в коляске. Это была какая-то крутая компания, у нее были ярко-желтые кораблики.
А потом в ста метрах далее обнаружился другой причал, где нам с Глебом уже не нужно было оплачиваться, а с папы взяли 2 евро (на первом причале хотели взять больше). И кораблик как раз отплывал, мы успели в него впрыгнуть как раз.
Но, надо сказать, ни на входе, ни на кораблике никакого контроля не было совсем.
Приплыли на Суоменлину, а уже через 15 минут прибыли все остальные. У Мириной сестры и ее мужа двое мальчиков, 8 и 10 лет.

Вообще я обратила внимание, что в Финляндии очень много близких по возрасту детей в семьях. На вид - погодки или максимум два года разницы. Очень много по улицам возят двойных колясок, которые у нас используются исключительно для перевозки двойняшек. А в Финляндии гораздо чаще в таких колясках перемещаются разновозрастные дети.
Мира сказала, что это у них считается - нормальным, что ли? Удобным? Логичным? Сразу двоих детей подряд отбабахал - и живи себе дальше спокойно. Установка местной культуры.
Такие тандемы детей у них повсеместно и поголовно. У брата Миры, к примеру, детям 11 и 13 лет. У сестры Миры - 8 и 10. И так очень-очень у многих. А у нас матери, родившие двух детей подряд, воспринимаются как камикадзе.
Но вот сестра Миры, о которой идет речь (потому что у Миры есть еще одна сестра), - она уже в год сдавала детей в сад. Поэтому Мира, как мне казалось, не очень одобрительно смотрела на мою возню с Глебом, видимо, считала, что я слишком с ним цацкаюсь. Хотя вслух, конечно, об этом не говорила, потому что финны очень вежливые.

А еще, раз уж речь зашла о финских детях, - они какие-то прямо с рождения суперспокойные. За все время я всего несколько раз слышала, как плачут грудные дети - как плачут дети постарше, я не слышала. И мамы как-то очень мягко и спокойно с ними общаются, без напряженности. Один только раз я видела в магазине маму, которая непрерывно одергивала своего ребенка. Без конца возмущенно, с английским прононсом, вскрикивала: "Томми! Томми!" Я подумала: ну надо же, оказывается, и среди финских мам есть нервные мамы. Однако очень быстро выяснилось, что мама эта - русская, но, видимо, на ПМЖ или как-то еще. Надолго, то есть. А замашки остались.
И даже Мира общалась с Глебом - не так, как я. Скажем, Глеб кричит, я начинаю тупо говорить, чтоб не кричал. Мира огибает: пусть, говорит, радио работает потише.
Поскольку у Миры нет своих детей, я делаю вывод, что это ее так воспитывали.
Вообще там как-то люди не выплескивают свою нервозность вовне, и даже мне вроде удавалось спокойнее с Глебом общаться, чем дома. Хотя и не всегда, конечно. Потому что Глеб был нервозен, особенно вначале. Да и я обычно не высыпалась, потому что на кухне практически каждый день были тусовки допоздна, а утром-то все отсыпаются, а мне с Глебом приходится рано подрываться. Ходила, особенно вначале, в полубреду каком-то. Отсыпалась частично, пока Глеба спать укладывала. Завалюсь рядом с ним - и сплю, пока он засыпает. Удавалось немного отдохнуть.
Но зато нахождение в новой обстановке - оно, с другой стороны, само по себе снимает излишнюю нервозность, потому что на другое переключает.

Так вот, Суоменлина. Приехала компания родственников - а у них у одного из мальчиков был день рождения, и они приехали на остров на некий спектакль.
Но спектакля надо было ждать, купили пока мороженого (нам в том числе). Глеб впервые проникся финским мороженым, с тех пор постоянно стал просить. Оно огромное было, он всю себе мосю вывозил, но остался весьма доволен, практически все сам съел.
А в Финляндии самое голимое, самое задрипыжное мороженое, - в "Макдоналдсе", скажем, которое у нас 6 рублей стоит, т.е. 0,16 евро - у них 1 евро. То, которым Глеба Мира накормила, было, конечно, дороже, а мы впредь обычно самое дешевое выискивали.
И вот мы его коляской по булыжникам тарахтели на всю Суоменлину. Глебу понравились крепостные помещения, бывшие конюшни, где темно.
Дошли мы с Мирой и семейством сестры до того места, где спектакль должен был быть. А спектакль в 19:00 только, еще минут 20 оставалось до начала. И вот эти парни, племянники Миры, где-то раздобыли футбольный мяч - возможно, они его с собой привезли даже, потому что Мира говорила, что они оба занимаются футболом, - и давай его вяло так друг другу попинывать.
Мы Глеба отправили с мальчиками поиграть, и игра пошла. Понятно, что взрослые мальчики не особенно в восторге, когда им под ноги всякая мелочь лезет, но из вежливости они смирились, и Глеб падал грудью на мяч, кидал его руками и всячески активно в игре участвовал. А когда улетевший мяч подхватил какой-то прохожий мужик, Глеб подошел к нему и строго сказал:
- Отдай мяч! Это не твой мяч, а наш!
И мужик отдал, конечно. А куда было деваться?
Потом футболисты ушли смотреть свой спектакль, а мы пошли еще немного пошастали по острову. Суоменлина - суровое место, но очень хорошее. Камни, древние крепости, настоящее северное море бьется.
По пути Глеб увидел какого-то малыша, который еще ходил-то неустойчиво, и полез к нему обниматься. Глебу пришлось для этого на коленки встать. Малыш шуганулся.
Вообще я как-то не видела особой открытости в финских детях. На контакт с Глебом шли - в тех редких случаях, когда вообще шли - детки постарше. А ровесники и помладше как-то очень параллельно держались всегда. Хотя родители вроде приветливые все такие, расслабленные, улыбаются.
Еще мы видели в одной крепости огромного жирного зайца издалека. Папа за ним погнался, чтобы заснять, и результаты погони мне пока неизвестны, потому что пленку еще не успели отсмотреть.
Там временами начинал дождь накрапывать, но все равно очень душевно было, только мало, потому что надо было уже в домик грести. И ближе к восьми вечера мы помчались обратно к пристани. Потому что Глебу очень понравилось, когда коляска катилась под гору и папа мчался за коляской следом. А поскольку путь к пристани там практически все время вниз идет, то доскакали мы очень быстро. Глеб еще и на площадке местной успел немного поиграть.
В принципе, Глеб неплохо держался в этот день, хотя и чувствовалось, что на взводе ребенок.
Приходим к пристани и видим, как отплывает наш дешевый кораблик. А через полчаса должен был дорогой желтый отплывать. И мы решили под дуриков закосить, папа взял у автомата билет за 2 евро. Сколько он стоил на самом деле, мы не знаем, есть подозрения, что, возможно, больше. Но эти билеты все равно никто не проверял.
По пути Глеб запомнил корабль "Viking" и потом всегда его узнавал при встрече.
А рядом с пристанью, уже когда сошли с кораблика, мы увидели торговую палатку, за спиной у которой стоял стол, а на нем - коробка с клубникой. И было ясно, что это ягода на выброс. Папа подошел и спросил, можно ли ее взять, ему разрешили. Правда, папа, вместо того, чтобы забрать всю коробку, отсыпал себе клубнику в небольшую баночку, о чем потом жестоко жалел несколько дней.
Вокруг народ оттягивался и веселился, потому что был субботний вечер, а мы сосредоточенно мчались домой, потому что Глеб был уставшим и малоевшим в течение дня. Но дома он снова плохо ел.

24 июля, воскресенье

День третий

Утром проснулись - дождь сильный. Я впала в уныние.
А надо сказать, что непосредственно перед нашим приездом в Хельсинки, по словам ребят, - и вообще на всем Северо-Западе и в Карелии, по словам очевидцев, - стояла недели две или три непролазная жара порядка 30 градусов без дождей. День, когда мы приехали в Хельсинки, был первым прохладным днем.
С тех пор практически все время нашего пребывания там погода такой и оставалась: достаточно прохладно, порядка 20 градусов, заметный ветер и периодические дожди.
Именно такая погода стояла в Москве с начала лета.
Так что до самого начала августа мы настоящего тепла так и не увидели.
Зато в результате непродолжительных метеонаблюдений я поняла, что в Хельсинки с большой долей вероятности действует закон: если утром льет дождь, то в течение дня погода будет более-менее нормальной. А если утром солнышко светит - то это уже подозрительно. Значит, скоро дождик будет.
В общем, в тот день распогодилось очень быстро.
В этот день Глеб впервые нормально полноценно поел: позавтракал.
Все две недели пребывания утро было самым тяжелым временем суток: приходилось сдерживать Глеба, чтобы он не шумел и не будил обитателей квартиры. А Глеб-то не привык. И вот эти бесконечные одергивания: Глеб, тише, Глеб, не кричи. А для него неестественно, и он громко разговаривает.
Напряг, в общем.
Единственное, что я могла сделать - это постараться скорее из квартиры уйти. И вот мы с Глебом, особенно поначалу, пока он на местное время не перестроился - как оголтелые пионеры, выходили на площадку в 9 утра. Хорошо еще было куда выходить.
В этот день поутру на площадке было много деток, но Глеб как-то быстро просек, что они его не понимают, и говорить с ними не о чем. И с тех пор он довольно обособленно держался, если в детские сборища попадал. То есть, в принципе, может, это и казалось нормальным со стороны, но именно для Глеба это было отстраненное поведение.
И вот он поиграл сам с собой и со мной на площадке, потом и папа вышел. Решили прокатиться на круговом трамвае по городу, поскольку Глеб еще не насытился местным транспортом и все просился в трамваях кататься.
А в Хельсинки два круговых трамвая: 3Т и 3В. Они ходят по одинаковому маршруту, только один - по часовой стрелке, а другой - против. И катаются в них главным образом туристы, и даже существуют специальные путеводители, в которых описаны все достопримечательности, встречаемые по ходу.
А у нас был русский путеводитель из дома, мы его в пути читали.
И вот мы сели, поехали - Глебу поначалу, конечно, нравилось ехать. Но трамвай едет по маршруту около часа, и вскоре Глеб притомился и приуныл. Стал проситься выйти.
Но мы и так решили выйти - сходить посмотреть церковь в скале, недалеко от трамвайных рельс. Вышли, прошвырнулись быстренько, потому что у папы, как у всех порядочных людей, билет на трамвай действовал только в течение часа. Церковь довольно новенькая, действительно впечатляет, туда туристов на автобусах привозят. Глеб там по сцене побегал, по сторонам поглазел, и мы помчались снова на трамвай.
Но у папы все равно билет закончился раньше, чем мы доехали до нужной остановки. И папа еще минут 10 ехал зайцем, и все равно мы несколько остановок не доехали, но уже недалеко оставалось.
И снова мы домой бегом бежали, потому что Глеб капризничал, что он хочет кушать и спать. Но кушал он опять плохо, а засыпал долго.

Когда Глеб сидел за столом на кухне и пытался обедать, зашел Шакиль, местный обитатель происхождением из Бангладеш, и спросил, нужно ли нам что-нибудь купить в магазине, куда он все равно собирался.
Папа еще раньше беседовал с Шакилем и выяснил, что этот мощный индус в 90-е годы был очарован мечтой о России или чем-то в этом роде, потому и приехал в Москву. В Москве мечта быстро растаяла, и Шакиль не захотел больше жить в бывшем СССР. Он решил продвигаться дальше на запад нелегально, жил в накопителях для нелегалов, что-то типа тюрьмы, где их выдерживали до тех пор, пока не набиралась критическая масса, после чего транспортировали на Запад. Так Шакиль попал в Финляндию. Я не знаю, как Шакиль познакомился с Мирой, но дело закончилось тем, что Мира заключила с ним фиктивный брак, чтобы он смог легализоваться. Так что формально Шакиль - муж Миры. Хотя у Миры есть Эркки, а у Шакиля есть своя девушка, совершенно беленькая, вся светленькая, по имени Тайна.
Мы сложным языком жестов и рисунков объяснили, что хотели бы зеленого горошка в стручках (стручки пришлось рисовать на бумажке). Шакиль стал объяснять нам, что Глебу непременно нужно купить шоколада. Мы не стали долго сопротивляться. Решили, что если он купит Глебу шоколадку, никакого криминала в этом не будет.
И вот Шакиль отправился в магазин, и вскоре вернулся. Он принес большой пакет горошка, а потом достал шоколадку и положил ее перед Глебом. Глеб обрадовался и шоколадку сгреб. Шакиль вытащил из пакета вторую, и Глеб сгреб вторую. После чего начался настоящий шоколадный ажиотаж. Шакиль вытаскивал все новые и новые шоколадки, а Глеб лихорадочно радовался. Шоколадок оказалось много, штук 10 или 15. Глеб был доволен.
Мы собирались выложить часть шоколадок для всеобщего использования, но Шакиль категорически сказал: нет-нет-нет, это ему.

И вообще первые день-два Шакиль всячески демонстрировал свою щедрость по отношению к Глебу. Правда, он так и смог запомнить, как Глеба зовут - ну так это и русским некоторым сложно, оказывается. Я удерживаю Глеба, чтобы он не ходил в комнату Шакиля, Шакиль говорит: нет-нет, пусть он делает, что хочет. Шакиль принес из магазина яйца, Глеб к ним тянется, я не разрешаю трогать. Шакиль говорит: нет-нет, пусть делает, что хочет. Я говорю: но он может разбить их. Шакиль: пусть разобьет, но не запрещай ему.
Хорошо.
Шакиль пытался также объяснять, что утром Глеб может вести себя свободно, что он, Шакиль, спит спокойно даже под шумные тусовки на кухне (комната Шакиля примыкала непосредственно к кухне). Правда, уже на следующий день начались, и потом продолжались до конца нашего там пребывания, бесконечные разборки с Шакилем. Шакиль через Миру передавал нам, чтобы Глеб не шумел на кухне по утрам, потом - чтобы он не разговаривал на кухне по утрам, а потом - чтобы он вообще не появлялся бы на кухне по утрам, потому что он, Шакиль, не может спать под Глебский голос. Разборки производились не только посредством Миры, но и непосредственно со мной. Утро было для нас самым тяжелым временем суток.

Днем Глеб проспал часа 3 - немного отоспался, наконец. Пока он спал, папа с Мирой и еще с небольшой компанией отправился в городской парк, где проходил организованный местной мэрией рок-концерт. Причем нехилый такой концерт, даже фест. Аппарат мощный, две сцены, народу - дофигища. Выступали и группы, и старые финские барды-алкоголики.
Глеб когда проснулся, пополдничал - мы с ним отправились туда же. Ехать надо было на трамвае, поэтому Глеб согласился. А на рок-концерт он не хотел ехать.
И вот - я, конечно, еще не ориентируюсь в Хельсинки, остановку нашли, смотрим - а там уже трамвай стоит. Я побежала с коляской, подлетаем - дверь закрыта уже. Трамвай, между тем, стоит. Не уезжает. И я стала метаться, пытаюсь показаться водителю в зеркало заднего вида, чтобы дверь открыл.
А люди изнутри трамвая мне дверь кнопочкой открыли. Там рядом с каждой дверью кнопочки внутри и снаружи. Так что водитель просто ждал, когда я соображу на кнопочку нажать, но не дождался.
Трамвай попался пятерной. Мы коляску в хвосте оставили, а сами ломанулись по салонам в поисках лучшего места. Место мы нашли в самой голове, и когда вдруг на табло внутри вагона загорелось название нашей станции и стало понятно, что вот сейчас уже нужно выходить, - пришлось ломиться через весь трамвай за коляской, распихивать людей.
На остановке нас ждали Аркадий и Семен - это такой парень из Белоруссии, они с Евой, женой его, и сыном Стасом тусуются с Мирой и уже 5 лет живут в Хельсинки, но о них попозже. Встретили нас, пришли мы в парк, где музыка. Но Глеба концерт, конечно, не заинтересовал совсем. Зато там площадка была очень кстати, и, пока вся компания слушала концерт и потягивала пивко, я, разумеется, каталась с горки с Глебом. Часа два каталась или даже больше.
А горки там действительно прикольные: они как бы волнистые. То есть полотно, по которому съезжаешь - волнами. У нас таких нет пока, но в Питере некое жалкое подобие я уже видела. Так что, возможно, в Москве они тоже скоро появятся.
Там горок было две. Одна невысокая, но Глеб с даже с нее поначалу побаивался кататься. Потом освоился.
А вот огромная вторая горка - я даже не ожидала, что он на нее позарится. Но Глеб позарился, только меня прихватил для смелости. И вот мы с ним в очереди среди детишек стояли на эту горку, катались до умопомрачения. К вечеру детишки рассосались, почти никого не осталось уже. А мы - Глеб все требовал, чтобы я с ним за ручку каталась. И я каталась долго.
Потом уже, после длительных подготовок - стали кататься рядом, но не держались уже за руки. Но сам он категорически отказывался кататься.
И вот в очередной раз стали мы скатываться, и я вдруг притормозила случайно, а Глеб немного уехал вперед. И тут меня осенило: в очередной раз я сознательно притормозила в начале горки, Глеб съехал сам и даже не особенно понял, что произошло. Никакого особого восторга или осознания - не случилось. Пришлось ему специально втолковывать, что он только что сам с горки съехал.
Еще разок подобным образом прокатились, и дальше он уже сам стал кататься. Так одной горки нам на два часа и хватило.
А там уже и концерт пошел на убыль, и вся компания уже наслушалась. Все как-то сами поехали, а мы - отдельно.
И стали по пути бутылки собирать. А эта тема у нас с прошлого раза еще. В Финляндии русским имеет прямой смысл собирать бутылки, потому что за них хоть немного денежек, но дают. Особенно в выходные и на всяких концертах имеет смысл собирать. Папа бутылки пособирал - и вроде уже отработал моральное право купить ребенку мороженого за 1 евро.
Из парка мы побрели пешком, чтобы папе не платить за трамвай. Глеб настаивал на трамвае, конечно, но мороженое его убедило проехаться в коляске без трамвая. И побрели мы в ту сторону пристани, где вчера желающим клубнику раздавали бесплатно. Брели мы около получаса, но хорошо. Глеб весь измазался в мороженом, этого занятия ему надолго хватило. А еще он увидел "Viking" и признал его как родного.
На пристани клубники не было. Глеб погонял чаек, и мы пошли домой. По пути мы видели много людей, которые сейшенили, и предложили Глебу в будущем составить им компанию. Петь песни про Чебурашку и Гену. Глеб согласился.
Вечером Глеба укладывал папа и с удивлением обнаружил вдруг, что Глеб некоторые рассказы из книжки про Ёжика знает наизусть. То есть буквально воспроизводит, я проверяла потом и очень меня это тронуло и удивило, как Глеб всякие сложные конструкции проговаривает, и явно понимает не все, и разные проходные и блеклые - по мне - слова тоже запомнил. Это был рассказ про Ёжика и Щуку, его любимый на тот момент рассказ.

25 июля, понедельник

День четвертый

Накануне вечером Глеб не стал ужинать. Совсем.
По этой причине он проснулся утром в 7 часов. Это было, конечно, уже слишком.
По счастливому стечению обстоятельств, папа в этот день проснулся еще раньше, поэтому мне удалось немного поспать, пока они кормились.
Но с ними случилась досадная неприятность. Папа поставил Глебу на кухне диск, где был записан любимый Глебом концерт Андрея Крыгина. А следом за Крыгиным папа записал "Чистую любовь". Записывал в спешке и не проверил, что получилось.
И вот Глеб Крыгина отслушал, и вдруг "Чистая любовь" началась на сумасшедшей громкости. Глеб испугался, Мира проснулась и вышла на кухню. Получилось очень некрасиво.
Уже в 8 утра они вышли из дома, полное безумие, папа не успел позавтрать, умыться и т.п. Поэтому они меня разбудили, чтобы я скорее папу на улице сменила.
Я вышла из дома минут через 40 - 50, папа пошел завтракать и тоже вышел минут через 40 - 50. Глеб обкушался площадкой и уже не играл на ней.
После чего пошли в ближайший супермаркет, "Sesto", сдавать вчерашние бутылки. С тех пор мы несколько раз сдавали бутылки, только мы уже не собирали их не на улице, а в своей квартире. После каждой очередной тусовки шли и сдавали. В среднем каждый поход добавлял в наш бюджет по 2 евро.
Глебу очень нравилось сдавать бутылки. Ему нравилось, как внутри автомата все крутится, и бутылки внутрь уплывают.
Вообще это был день шоппинга и, конечно, Глебу такое времяпрепровождение не особенно по кайфу.
Сходили в UFF - это такая сеть секонд-хендов в Хельсинки. Причем, когда мы подошли к магазину, он не работал, и мы не сразу поняли, что просто еще нет 10-ти часов утра.
Потом пошли в другой магазин, искать папе сандалии. Там Глебское внимание привлек ярко-розовый деревянный стульчик, который складывался и раскладывался. У Глеба это был, как водится, вагон; вернее, Глеб складывал стул - и говорил, что двери закрываются. Раскладывал - открываются. Эта нехитрая забава дала нам возможность немного оторваться от Глеба и поглазеть на полки с обувью. Причем потом Глеб еще просился в этот магазин, поиграть стулом.
Зашли в офис компании "Viking", чтобы узнать, в какую сумму обойдется нам достижение Стокгольма морем. Что-то очень большая сумма получилась. Мы пораздумывали и решили, что в этот раз обойдемся без Стокгольма, как-нибудь в другой раз. А в этот раз сосредоточимся на Хельсинки, раз уж такая роскошная вписка.
В моменты посещения всех этих заведений особенно было видно, что Глеб уж очень нервный и возбужденный. Особенно в помещениях видно. Начинал громко, нервно и безостановочно разговаривать, тянуть к себе.
Потом мы отправились к Finnkino, откуда, я читала в интернете, отправляются каждый день русские автобусы на Питер. Автобусы, действительно, стояли, и Аркадий нашел самый дешевый из них, контора называлась "Ника-тур". Дело в том, что в пятницу наш папа решил отправиться в Россию, дабы попасть на "Этнолайф", где должен был рулить Арефьеву. Фест в глазах Аркадия представлялся весьма почтенным и престижным, а Арефьева была заявлена хедлайнером. И вот Аркадий собирался в пятницу покинуть Хельсинки, чтобы в субботу вечером отрулить под Дмитровым, а потом вернуться к нам - то ли через Москву, то ли напрямик.
А "Ника-тур" сказала, что берет всего по 8 евро с человека. Но зато она не знала, поедет ли ее автобус в пятницу, потому что у них не каждый день рейсы. Она дала визитку, чтобы мы могли позвонить.
Глеб уже начал, согласно личной традиции, капризничать, что хочет кушать, и мы опять помчались. Правда, на этот раз он действительно нормально пообедал.
Из глобальных планов пребывания в Хельсинки у нас были посещения - "Серены" (аквапарк) и "Эврики" (музей естествознания). И, пока Глеб спал, мы шастали по интернету в поисках информации о "Серене", куда, мы думали, можно было бы поехать вечером. Интернет у Миры проплачен независимо от объема выкачиваемой информации, комп работает очень быстро, и мы этим постоянно пользовались.
Но вот насчет "Серены" мы выяснили, что туда имеет смысл ехать к 16.00, а Глеб проснулся позже. Мы решили в другой день поехать, а сегодня прошвырнуться на автовокзал, узнать, как на автобусе туда добраться можно. Кстати, мы не подумали почему-то, что эту информацию тоже легко можно было бы в интернете найти.
После сна Глеб впервые в жизни сам оделся. Ему все-таки интересно было выходить из дома в чужой интересной стране. Глеб сказал: "Ну все, пошли на улицу", - и стал одеваться. Конечно, надевал он не Бог весть что - летнюю одежду, футболку, шорты и сандалии, но фишка в том, что в этот раз он оделся по собственной инициативе впервые. И с тех пор он всегда одевался сам, правда, иногда его приходилось подпинывать, но не сильно.

Сейчас же, по возвращении в Москву, пинать приходится все активнее, чтобы Глеб собрался. Когда Глеб не особенно чего-то хочет, он впадает либо в сомнамбулическое состояние, либо, наоборот, активно отвлекается на все подряд. А вот в Хельсинки он весьма целенаправленно обычно одевался.
И пошли мы на автовокзал и по пути наткнулись на магазин игрушек. И там застряли. Глеб переиграл во все, во все практически, около часа, наверное, мы там прожили. И под конец уже впал в состояние истерии, хотел купить то, нет, хотел это, не хотел уходить, нехилая истерика в финале. Истерика выглядела весьма безобразно, и не будешь же ты всем объяснять, что у ребенка адаптация и крыша несколько покосилась.
Разрулить удалось лишь тем, что внезапно в помещении магазина обнаружился домик для деток, в котором были игрушечная плита, продукты, стол и стулья и т.п., притом даже я смогла туда проникнуть. И удалось договориться с Глебом, что мы поиграем 5 минут и уйдем, наконец, отсюда. Через 5 минут с некоторым скрипом Глеба все-таки удалось вытащить на улицу. С клятвенными заверениями, что мы обязательно сюда когда-нибудь вернемся.
Этот магазин Глеб вспоминал еще несколько дней и все просился туда, - до тех пор, пока воспоминания эти не перекрылись впечатлениями поновее. Я, к счастью, очень плохо тогда ориентировалась на местности, а потому моментально забыла, как до этого магазина можно добраться. А под конец нашего пребывания магазин снова стал попадаться мне на глаза, и я уже стала понимать, как самостоятельно можно было бы его достичь. Но к тому времени Глеб уже успел про магазин забыть.
Потом мы долго шастали по автовокзалу, смотрели на удивительную автобусную станцию, где автобусы выезжают на свет прямо из-под земли. И под землей все такое стеклянное, пластиковое, в огоньках, продуманное. Мы ходили и разглядывали, и удивлялись.
Потом выяснили про "Серену", что автобус туда стоит 4,5 евро, причем за человека с коляской тоже надо платить. Папа заявил, что он не поедет, чтобы без него ехали.
Глеб с папой понаблюдали за эскалатором, который, пока был пуст, ехал медленно. Когда же на него ступала нога человека, эскалатор резко ускорялся.
Глеб выпросил покататься на метро, вход в которое был тут же. Мы договорились с папой, что вернемся, и поехали по эскалатору вниз. С коляской, конечно же.
Проехались на метро - 2 станции в одну сторону, и, соответственно, 2 в обратную. И то задинамили стрелку с папой, потому что там интервалы между поездами оказались непепостижимо большими - по 8 - 10 минут.
Поезда оказались недлинными, интенсивного апельсинового цвета, изнутри довольно бесшумными и не раскачивались. Никаких "та-та, та-та", характерных для отечественных поездов, мы не услышали. Правда, снаружи при приближении и удалении поезд издает очень своеобразный звук, который Глеб с тех пор бесконечно воспроизводил. Но я не сразу поняла, что это за безумие такое из Глеба доносится. И только когда мы в следующий раз попали в метро, и стал подъезжать поезд, и Глеб вместе с ним начал орать, я поняла - да, действительно. Очень похоже.
Народу в метро было совсем мало, и это называется час пик. С Москвой не сравнить, конечно. Всегда есть свободные места.
Станции бетонные, одинаковые, подобны однояйцевым клонам.
И вот вернулись мы на исходную станцию, на тот самый эскалатор, откуда стартовали. А эскалатор длинный. Рядом с каждой лентой эскалатора светофорчики установлены, и на том, что рядом со спускающимся эскалатором, - красный свет. Ну, это я осмыслила: снизу забираться на спускающийся эскалатор нельзя.
А вот два другие эскалатора, очевидно, были предназначены для подъема пассажиров. И на светофорчиках рядом с ними горели зеленые огоньки. Только сами эскалаторы были неподвижны.
Я, как собачка Павлова, стала искать какую-нибудь кнопочку нажать. Но кнопочки не было. И спросить было не у кого - по причине безлюдности местного метро. Пришлось дождаться, пока издалека сверху не спустятся люди. Тащиться пешком вверх с коляской и Глебом как-то не очень.
И вот две почтенные бабушки в ответ на мою просьбу о помощи стали тыкать пальцами в сторону эскалатора. Но я ничего не поняла все равно. Тогда бабули подошли совсем близко к ступенькам, и эскалатор двинулся с места. И поехал вверх. Для наглядности бабушки еще и попрыгали по полу, снисходительно улыбаясь девушке из тундры.

Приехали к папе. Опоздали. Подсели к папе на лавочку.
А вестибюль огромный. А Глеб в своем возбуждении все время порывался от нас удалиться. Нас это возмутило, папа говорит: давай спрячемся от него. И мы спрятались за какой-то щит, и стали оттуда следить.
Глеб некоторое время продолжал от нас удаляться, но оглянулся и обнаружил пропажу родителей. Пошел в обратную сторону, головой вращает, но нас не видит.
И тогда Глеб сделал исключительно грамотный с точки зрения выживания в городе шаг: он подошел к первому попавшемуся на его пути человеку и стал назойливо спрашивать:
- А где моя мама? Вы мою маму не видели?
Человеком был финн под полтинник. И, конечно, он не понял практически ничего. Но он понял слово "мама". И он сообразил, что ребенок потерялся. Стал повторять за Глебом "мама", осыпая его финской речью.
Тут из укрытия вылезли мы и Глеба забрали. И очень строго сообщили ему, что удаляться от нас нельзя. И сказали, какой он молодец, что к людям сразу пошел. Что так и надо.

Истеричность Глеба поездки не облагораживала.
Глеб постоянно нервно кричал "Мама! Мама!", особенно если я пыталась с кем-то разговаривать. Например, что-то узнавала, покупала и т.п. - Глеб категорически орал и не давал мне говорить.
Или мысли у Глеба в голове заедали. "Хочу кататься на 2-этажной электричке". И целый час канючит. И злится, и плачет. Или: "Хочу в магазин с игрушками".
И чуть что - в слезы.
Я подумала, вспомнила книжку про воспитание К.Кволс - получалось, что Глебу не хватает внимания. Причем вроде мы с ним рядом постоянно находились, общались - но, видимо, в сложных условиях внимания в принципе надо больше, что ли? К тому же мы Глеба часто тянули куда-то - по магазинам там всяким, по делам - где ему неинтересно совсем. Но, с другой стороны, мы же тоже в некотором смысле люди.
Тогда я стала чаще приседать к нему, разговаривать именно с ним, брать на руки. И со временем стало получше.
Стал привыкать, к тому же. Истеричность сгладилась.
Ну и поездили мы потом по всяким интересным для Глеба местам. В общем, постепенно он успокоился.
Таня Антонова говорит, что у нее дети в течение пяти дней к новым условиям адаптировались, когда они на юг ездили. Похоже, у Глеба тоже порядка пяти дней адаптация получилась.
После вокзала мы снова пошли на причал за халявной клубникой. И ее снова не оказалось. Больше мы туда уже не ходили.
До дома мы с Глебом поехали на трамвае, а папа пешком пошел. И я ошиблась, мы не на той остановке с Глебом вышли, а раньше. Пришлось ждать следующего трамвая.
Пока сидели на остановке в ожидании, Глеб говорит:
- Мама, давай не поедем домой. Давай будем здесь жить.
Уж больно Глеба поразили финские трамваи.

Вечером, когда Глеб спать укладывался, папа ему пресловутый диск с Крыгинским концертом включил. И Глеб вдруг начал разговаривать. Этот разговор я тогда сразу же по памяти записала, довольно близко к тому, что было сказано.
- А Андрей Крыгин, когда родился, он кем был?
- В каком смысле? Мальчиком или девочкой, что ли? - спрашиваю.
- Мальчиком, девочкой или дядей? - уточняет Глеб.
- Мальчиком вообще-то. Все люди рождаются маленькими детьми, и только потом становятся дядями или тетями.
- Мне не нравится быть папой, - говорит. - Я не хочу быть дядей.
- А почему?
- У папы усики растут, я не хочу, чтобы у меня усики росли.
- А ты их будешь сбривать, - говорю.
- Я не хочу бриться, я не люблю бритву. Она острая и громкая.
Потом подумал и говорит:
- А я буду бриться тихой бритвой, - это его как будто успокоило.
Еще вариант предложил:
- А давай, как только у меня начнут усики расти, я тебе скажу, и ты сразу сделаешь меня маленьким.
Такие блоки разговоров.
- Когда я вырасту, я буду папой, да?
- Да, ты будешь взрослым, и тебя будут звать: "Дядя Глеб! Дядя Глеб!"
- Нет, я хочу остаться мальчиком Глебом, и чтобы все меня звали: "Мальчик Глеб! Мальчик Глеб!"
- А Глебом тебе нравится быть?
- Да, Глебом нравится.
Несколько раз за вечер сказал:
- Я хочу быть мальчиком Глебом и больше никем.
Подумал еще и говорит:
- А когда Андрея не будет, он где будет?
Это я ему до сих пор не говорила слов "смерть", "умирать". А говорила "человека не будет". Как бы эвфемизм такой.
- Может быть, Андрей на работе будет, поработает немножко? Он работает на станции метро "Калужская", - съехал с темы, в общем.
Спустя некоторое время вдруг спрашивает:
- А я где буду, когда меня не будет? Вот где мое тельце будет?
Я начинаю говорить, что обычно человек, когда умирает, его кладут в специальный ящик, который называется гроб, и закапывают в землю. Я имела в виду оптимистичное продолжение, что сам человек остается и т.п.
Но Глеб вдруг зарыдал, плакал долго, горько и безутешно.
Я, на него глядя, уже сама готова была разреветься и проклинала себя за то, что ляпнула ему такое. Но я, конечно, не ожидала такой реакции.
Когда Глеб немного успокоился, я говорю:
- Глеб, послушай, но ведь сам человек не умирает, остается душа.
- А что такое душа? - Глеб спрашивает.
- Это мысли, чувства, переживания.
- Это голова? - Глеб спрашивает.
Конечно. В яму закопать - это же так конкретно. А душа - не пойми что.
- Нет, не голова. Душа - ее не видно. И она в небо улетает. И там все встречаются.
- И потом опять тельца вырастают? - спрашивает Глеб.
И все же слишком абстрактно.
Тогда я говорю:
- А может, люди превращаются в звездочки. Или в облака. Или в ветер.
- О, точно. В ветер, - говорит Глеб.
- А может, кто во что хочет, тот в то и превращается.
Глеб задумчиво говорит:
- В машины превращаются... В троллейбусы, в поезда...
Я говорю:
- А ты хочешь в машину превратиться?
- Нет, не хочу.
- А во что ты хочешь превратиться?
- Ни во что. Я хочу Глебом быть.
Я говорю:
- Значит, ты всегда будешь Глебом. Ты будешь всегда жить, - несколько раз ему сказала.
Еще блок.
- А кто людей закапывает, кто?
- Другие люди.
- И те, у кого тельца нет, тоже, - уверенно говорит Глеб.
Он еще один раз разрыдался в ходе разговора.
Потом, спустя некоторое время, говорит:
- Мама, только ты от меня никуда не уходи, ладно?
Я очень опасалась, что этот разговор его сильно шарахнет, что он будет про все это думать - и отразится как-то на нем глобально.
Но Глеб с тех пор ни разу эту тему больше не поднимал. Ни даже близко не подходил.

За все время жизни в Хельсинки Глеб среди ночи ни разу не просыпался.
Дома он обычно просыпается примерно через 2 часа после засыпания.

Витни