Витни

Глеб в Суоми

3 августа, среда

День тринадцатый

В этот день мы решили съездить в Порво. Финны все в голос говорили, что туда обязательно нужно съездить. Это один из многочисленных старинных деревянных шведских городков, которые шведы, проживающие на территории Финляндии, ревностно хранили в первозданном виде назло финнам.
Причем мы спрашивали когда: куда лучше поехать, в Порво - или, скажем, в Ловиссу, нам отвечали: в Порво, конечно.
Салла рассказывала даже, что в Порво из Хельсинки ездит старинный паровоз, а обратно можно вернуться на старинном пароходе. Но Салла сначала думала, что паровозы каждый день ездят, а потом уже на вокзале специально для нас спрашивала, и ей ответили, что паровозы только по субботам ездят. Но все равно мы подумали, что, может быть, мы хотя бы неподвижный паровоз в Порво увидим.
Мира посмотрела в интернете и сказала, что самый дешевый билет на автобус до Порво стоит 8 евро с копейками, причем за меня тоже придется платить, даже если с коляской. Потому что Порво - это уже не пригород Хельсинки, до него километров 60.
Мира же подала идею: пойти к русским автобусам, которые по пути к границе проходят мимо Порво, и попробовать с ними договориться, может быть, получится дешевле.
Мы так и сделали. Пошли. Пришли где-то к половине двенадцатого, Аркадий побежал по автобусам узнавать. Ближайший автобус уходил вот-вот, и мы уже даже в него сели, но оказалось, что они не хотят всех нас вместе везти за 5 евро, а хотят 5 евро с каждого. А какой-то другой автобус вроде Аркадию обещал прокатить за 5 евро весь колхоз, и мы из первого автобуса вылезли.
Стали ходить еще. Нужный автобус еще не скоро отъезжал. Глебу надоело тупо созерцать автобусы, он стал капризничать. Аркадий стал говорить - давайте поедем стопом.
Мы с Глебским решили отъехать в сторонку погулять, но тут вдруг Глеб попрыгал немного в коляске, и она сломалась. Три дня не дотянула до возвращения на родину.
И вот такой бардак: Аркадий пытается чинить коляску и зовет ехать стопом, Глеб пытается истерить, я психую. Потом еще выяснилось, что "наш" автобус тоже хочет снять по 5 евро с каждого носа, так что мы смело могли бы ехать на первом автобусе и не терять целый час.
Решили все-таки ехать на этом, который в половине первого. Уселись, креслица мягкие. Глеб засыпать начал. Почти всю дорогу дремал, но так и не уснул: рановато ему еще было спать.

Минут через 40 или 50 после старта нас высадили на повороте на Порво, сами поехали дальше. До самого города, как нам Мира говорила, глядя на карту, еще километра 4, и Аркадий в автобусе пытался уговорить ответственных, чтобы автобус сделал небольшой крючок и высадил нас именно в Порво, а не на трассе. Но тетушки сказали, что они сегодня очень торопятся, водителям надо вечером еще в Финляндию возвращаться, поэтому в Порво заехать не могут. Причем одна тетушка пыталась даже другую сподвигнуть на то, чтобы автобус вместо запланированного магазина где-то вдалеке завез бы людей в магазин в Порво, но самая главная тетушка снова отказалась.
Итак, мы вышли на повороте и заковыляли в город. Сначала подумали простопить, но очень скоро по пути нам попалась тетушка на велике, которую мы спросили, далеко ли. И она стала объяснять на финском и руками махать, из чего я поняла, что надо идти прямо, потом направо, и еще улицу Маннергейма поняла. Но самое главное, что стало ясно - что нам вроде недалеко. И мы пошли.
Прошли немного еще и увидели перелесок с просекой. Рядом с дорожкой валялись велики, а чуть в стороне, в зарослях, копошились и перекрикивались люди.
Мы сразу поняли, что они чернику собирают. Потому что у нас под ногами ее целое море было.
Я так поняла, что самим финнам, за редким исключением, гораздо проще пойти купить чернику на рынке или в магазине, чем в лесу ползать. Видимо, у продвинутых народов тяга к собирательству естественным образом угасает.
А мы стали собирать, и очень этим делом увлеклись. Все, кроме Глеба. Он в коляске сидел и собирать не собирался. Не любит собирать, и к лесу равнодушен.
А папа увлекся, задался целью набрать пол-литровую пластиковую бутылку целую. Уже даже мне надоело, а ему - нет. Тогда мы с Глебом в коляске потихоньку двинулись в сторону города, чтобы папа нас догнал потом. Глеб все спать просился, я подумала, что на ходу ему легче будет уснуть.

Дорога шла через лесок, Глеба я накрыла своей курткой с головой, потому что ему солнце в лицо светило. И он так ехал, пытался спать, но не уснул. Скоро и папа нас догнал. А когда мы пошли уже непосредственно по городу, Глебу наскучило в коляске лежать - ничего ж не видно - и он уселся смотреть. Только все равно просил, чтобы я его курткой укутывала. Понравилось ему почему-то, хотя день был жаркий, каких было совсем мало за время нашего пребывания. Мы думали, что хорошо было бы искупаться, но не успели потом.
А уже пора было кушать. Нашли забегаловку, в которой можно было посидеть за столиками. И туалет там был. Но Аркадий застеснялся просто так этими благами пользоваться и купил чашку какао. Глеб еще мороженого просил, как водится, но мороженого не оказалось, к счастью.
Мы еще попросили отмикровейвить Глебу детское питание. В этот день Аркадий заходил в "Sestо" и купил пару банок стеклянных детского питания по моей просьбе. Я всегда а-приори полагала, что в Финляндии детское питание дорогое, и даже не подходила никогда к соответствующим полкам в магазине. Однако жизнь заставила, и Аркадий подошел. Оказалось, что питание там стоит порядка 1 евро за банку. Аркадий потом уже в Москве, в дешевом огромном супермаркете за городом видел подобные банки в полтора раза дороже. Так что мы под конец разошлись не на шутку, стали закупаться этими баночками и Глеба ими кормить.
Для нас у нас тоже была припасена еда, так что мы нормально так перекусили под чашечку какао. В туалет сходили и даже руки вымыли. Для Глеба в этой кафешке нашелся стульчик - старый такой советского формата, деревянный. В свое время, лет 20 назад, многие через такие стульчики прошли. И у Глеба даже был такой: он в сложенном виде как высокий стул фигурирует, а в разложенном - как низкий столик со стульчиком на колесиках. Я Глеба в него засунула, и Глеб счастливый все пытался в этом стульчике по кафешке кататься. Я спросила, помнит ли он, что у него точно такой же был. Глеб сказал, что не помнит. А отдали мы этот стульчик меньше года назад, прошлой осенью.
Покушали, пошли дальше. Тетушка не обманула нас, и мое знание финского языка не подвело тоже: мы шли по улице Маннергейма. Это у них, видимо, как у нас в свое время улица Ленина, в каждом городе главная.
И попали мы в старый город наконец. Мне показалось, правда, что он трассы мы шли не 4 километра, а около двух или чуть больше.
Старый город Порво - небольшая улочка, похожая на Арбат до боли. Только домики дощатые, и торгуют не с лотков, а в магазинах только. Но аура та же абсолютно. Но там еще можно как бы во дворы этих домиков заходить, а они задними своими торцами к морю выходят. В общем, все это прикольно, конечно; но, как поговаривает иногда Аркадий, в Плёсе-то покруче будет.
Нет, вообще там симпатично, и башня старинная высится. Но такой городишко, на мой взгляд, сам по себе не стоил тех восторгов, которые по отношению к нему выражались.

Во двориках я видела чудо: одна мамаша похаживала с четырьмя детьми. Самый младший был постарше Глеба, старшим - лет 10. Но мама была совсем угрюмая, не цвела обычной финской приветливостью или хотя бы спокойствием.
У нас-то почти все мамы такие, но там она, конечно, выделялась на фоне других мам, запомнилась своей исключительностью. Хотя у нее, конечно, было жесткое оправдание: дети в количестве.
Одна из ее девочек ходила босиком, и Глеб тоже захотел босиком ходить. Разулся и пошел. Я как-то думала, что по камням ему не особенно приятно будет, но он спокойно и долго босиком ходил. У нас стремно вот так вот выпускать ребенка: стекла же битые везде. А там - можно.
Глеб почему-то никак не освоит пока слово "босиком", все спрашивает, например: а почему девочка голая ходит?

И вот мы прошли насквозь эту недлинную деревянно-показную улицу и увидели указатель, на котором был паровоз нарисован. И пошли по этому указателю, мы решили, что там, наверное, тот самый паровоз стоит, который из Хельсинки людей возит.
Шли вдоль небольшого шоссе, папа отскочил в лесок и по возвращении долго рассказывал, какие там ягоды малины огромные висят да как их там много. И как жалко их там в лесу оставлять.
И вот мы пришли. Это было - даже и не знаю, как это назвать. Наверное, музей паровозов, частично под открытым небом, но там еще и настоящая старинная деревянная платформа была выстроена, и на рельсах стояли разноформатные разноколиберные вагоны: пассажирские, товарные, древнюю электричку мы там нашли, настоящую стрелку, которую можно было руками переводить по-настоящему. Почему-то никто не оповестил нас заранее, что имеется в Порво такое исключительное место. Мира потом говорила, что да, она была среди этих паровозов, но в детстве. А русский путеводитель по Финляндии, в котором и статейка про Порво имеется, вообще не упоминает паровозы.
Мы поняли, что напали на золотую жилу впечатлений. Сначала мы вошли в депо, на один паровоз выстроенное. У входа в депо были сложены в большой ящик детские игрушки, чтобы дети посетителей не скучали. И Глеб первым делом ломанулся к этому ящику, но мы его в депо уволокли.
В депо у входа стояла клетка с кроликом. Кролик безразлично на нас смотрел и не пугался совершенно, у него были огромнейшие глаза.

Стоял настоящий паровоз с тендером, а в сторонке какие-то древние диваны и стол, на столе книжки на продажу, только из людей никого не было поблизости.
На паровозной лестнице висела какая-то бумажка с напечатанными несколькими словами, и я подозреваю, что там запрещалось лазить на паровоз. Но, поскольку текст был на финском, мы не смогли его прочесть, и Аркадий с Глебом полезли сначала в тендер, чтобы обойти бумажку, а потом из тендера перешли в паровоз.
Это было круто и грандиозно, Глеб в настоящем паровозе. Но, мне кажется, сам Глеб не настолько прочувствовал пафос момента, как я ожидала.
Но все же они полазили там, в паровозе, очень высоко. Потом мы из депо вышли. На улице стоял еще паровоз, и еще, совсем уж древненький. А еще там был выставлен паровой каток для закатывания асфальта, ненормальных размеров, конечно; и паровой комбайн 1915 года выпуска. На некоторые машины можно было забираться, а те, на которые нельзя, были обнесены веревочками, но в пределах видимости не было ни одного смотрителя и вообще никого, так что Глеб с Аркадием и в каток с комбайном лазили.
А рядом еще одно депо было, из его трубы шел дым. Аркадий сказал, что там внутри топят паровоз (паровоз было немного видно в окошки), а труба депо расположена непосредственно над паровозной трубой. Из депо неспешно вышел человек в спецовке, и мы подумали, что он - машинист. Мы подошли к нему и спросили, машинист ли он.
-Нет, я не машинист, я помощник, - сказал он. Мы так поняли, что он - кочегар.
- Наш сын, - сказали мы, - фанат паровозов.
- Многие мальчики в этом возрасте увлекаются паровозами, - сказал кочегар. - А еще некоторые взрослые, типа меня.
Мы стали спрашивать, поедет ли паровоз куда-нибудь в ближайшее время, можно ли на нем проехать и сколько это стоит. Кочегар сказал, что да, завтра он поедет на побережье, за 50 километров отсюда. Но прокатиться на нем будет нельзя, потому что он поедет катать специальных американских туристов с очень крутого корабля, у них специальная программа. А обычных людей он будет возить в середине августа.
Тогда мы спросили, можно ли зайти в депо и посмотреть на паровоз. Кочегар разрешил. Мы зашли все вместе. В депо дымил паровоз, в кабине паровоза горел свет, а бетонный пол был весь в лужах: кочегар заливал в тендер воду из шланга. Это была его повседневная работа.
Он даже разрешил ребятам слазить в тендер и в паровоз. А когда мы уже выходили из депо, рядом с депо увидели на травке место, где кололи дрова для паровоза. И кучу щепок. То есть его работой, видимо, было еще и колоть дрова. Немыслимо.

Потом мы пошли вдоль рельс, где стояли разные вагоны, вдоль деревянной станции. Полазили по вагонам, все надеялись, что какой-нибудь их них будет открыт, но они все оказались заперты. Настоящие вагоны, внутри видны сетки для вещей, полки.
Видели еще настоящую древнюю электричку. Рядом с облупившимися дверями были такие же кнопочки, как на современных финских трамваях, поездах и т.п. - чтобы двери можно было открывать.
Пошастали мы, двинулись обратно, пролезли под вагонами. Никогда в жизни, мне кажется, я не лазила под вагонами. Стрелку нашли, переводили ее руками.
Потом еще полазили по паровым машинам на улице, и Глеб дорвался, наконец, до ящика с игрушками. Видимо, паровозы в тот день для него себя исчерпали.
А мы пошли в кирпис (помесь блошинки с секонд-хендом) , в одном из домиков тут же был. Внутри всякое барахло, а продавцов или хоть кого-то не было ни одного. Мне вдруг попалась книжка советская с детскими стихами Блока. Она два евро стоила, но мне захотелось ее купить. И поторговаться-то было не с кем. И вроде воровать при таких раскладах неловко как-то.
Пошла в ларек, поодаль стоял, совершенно посторонний ларек, внутри продавщица сидела. Деньги ей отдала.
А было уже около пяти, я стала тащить Глеба с папой в Хельсинки. Пошли мы из музея паровозного, только немного другой дорогой, по другому берегу реки. И нашли другой выезд из Порво на Хельсинки, и автобусную остановку на нем. По расписанию смотрим - автобус вот-вот должен приехать. А Аркадий все настаивает - давайте стопом поедем. Но я-то вижу, что Глеб сдувается.
Сели, в общем, в подошедший автобус. Аркадий брал билеты, и взял их не до центра Хельсинки, а до окраинной станции метро, Аркадий знал, что трасса мимо этого метро проходит. Чтобы получилось подешевле. И получилось по 6 рублей с копейками.
Как только мы уселись в автобус, Глеб уснул. Это, конечно, и неплохо, но только спал он минут 20 всего. А потом нам пришлось вылезать из автобуса. Я тащила Глеба на руках, но он все равно проснулся, я еще выйти не успела. И заплакал, что хочет опять в автобус и хочет спать. Мы его в коляску посадили, курткой укутали, но он, конечно, больше не уснул, а продолжал плакать. Утешило его только то, что мы в метро собирались ехать.

Уже в Хельсинки, опять рядом с вокзалом, купили ему мороженого. А папа потом с нами даже на трамвае до дома доехал, потому что его билет из метро действовал в течение часа, а час еще не прошел.
И все вроде неплохо было, только в Домике перед ужином Глеб разразился истерикой. Причем видно, что сам себя распедаливает специально. Я думала, что он не выспался и из-за этого истерит, спать хочет. А он есть хотел. А я спутала. И стала его в начале девятого укладывать.
А уснул он только в начале 12-го. Три часа. Видимо, спать-то он, действительно, не особенно хотел в восемь вечера. Впервые за всю Финляндию возобновил вредность перед сном, но, похоже, она была оправдана: спать-то он не хотел, а мы настаивали. Сначала я укладывала, потом он меня вредностью своей извел, папа меня сменил. Потом и папа его покинул, Глеб сам лежал.
А потом вдруг пришла Мира и говорит: ой, я гостей наприглашала, а не подумала их предупредить, они сейчас все начнут в домофон звонить. И предложила Глеба положить в комнате Антти, которого дома не было. А потом, вечером уже, перенести Глеба к себе.
Мы так и сделали, и Глеб уже в чужой комнате уснул. А ночью, когда я его переносила к нам, он проснулся, увидел, что ночь, и говорит:
- Мама, мы в Москву сейчас поедем?
Видимо, потому что мы из Москвы именно ночью уезжали, и у него ночь, когда мы его ночью будим, связалась с поездкой. А мы ему говорили, конечно, что скоро из Хельсинки домой поедем.

4 августа, четверг

День четырнадцатый

Впервые Глеб вел себя утром на кухне тихо, контролировал свою громкость и шепотом разговаривал. Очень кстати научился: за день до отъезда.
Было понятно, что сегодня он сдуется быстро. Пошли в "Стокманн" в последний раз, на этот раз я книжку с собой взяла. Пока Глеб в детской комнате играл, я нашла себе в магазине лавочку и сидела книжку читала целый час. Потом забрала его.
А папа в это время пошел на блошинку. Встретились с ним потом у подъезда, а он с горными лыжами стоит. За 2 евро Аркадий купил хорошие горные лыжи. Только ему еще, кроме лыж, нужно было еще комбик и рюкзак до Москвы дотащить. И первой моей реакцией было: как же ты все это потащишь? Аркадий обиделся. Нет бы порадоваться за меня, говорит.
Перед обедом у Глеба дежурная истерика была. Зато днем поспал хорошо.
Вечером папа поехал по магазинам с аппаратурой всякой, а мы, чтобы не перегружаться и силы перед завтрашней поездкой не тратить, пошли в метро кататься. А когда вернулись уже и из метро выходить стали - проливной дождик шел. И я думала подождать, но потом мы все-таки под дождем побежали домой, и правильно сделали, потому что дождь потом весь вечер еще шел.
Зашли в подъезд уже, поднялись на лифте на свой четвертый этаж, а Глеб пошел по лестнице, поскользнулся как-то и исхитрился щечкой, прямо под глазом, о железные перила стукнуться больно. Плакал долго.
А спустя час, наверное - я уже вижу, что он вздрюченный, нервный. Он обычно травмируется слегонца в таких состояниях, и самое лучшее, что можно было бы ему в таких случаях делать - это сесть на стул и сидеть тихо. Но он как раз в таких случаях суетиться и много двигаться начинает. Вот и в этот раз - он увидел Антти, и снова напросился к нему в комнату, и там опрокинулся с дивана спиной назад, и в полете обо что-то умудрился опять той же щечкой под глазом стукнуться.
Удивительно, что он травмирует одни и те же места по два раза подряд.

5 августа, пятница

День пятнадцатый

Утром стали мы собирать наши рюкзаки немереные. И как-то так организованно собрались, как раз вовремя успели.
Папа до отъезда собирался еще успеть пробежаться по магазинам с аппаратурой, потому что накануне вечером когда он бегал, всё уже позакрывалось, и папа сильно беспокоился, что не всё купил в Финляндии, что мог. Но магазины открываются в 10, а мы должны были выйти из дома - и вышли - в 11, потому что первые автобусы уезжают от "Финкино" в 11.30.
Вывалились на улицу. У меня был рюкзак, сумка с едой, которую мы в автобус должны были с собой взять, и еще я Глеба в коляске везла. Папа нес рюкзак огромедный, катил тачку с привязанным комбиком и тащил горные лыжи. Наш путь лежал мимо японского магазина, где мы давно уже хотели купить подарок Андрею Крыгину на день рождения. Да все как-то руки не доходили. А тут дошли, наконец. Я потащилась в магазин, и мне долго и тщательно подарок упаковывали. Я была уверена, что папа с Глебом идут к автобусам, и я их быстренько догоню. Оказалось, они стоят недалеко от магазина и ждут меня. И мы помчались.
Прискакали, вещи в кучу свалили, и папа пошел с автобусами договариваться. А Глеб нервничает уже, ноет и вертится. Очень быстро Аркадий нашел тетушку, которая везла нас пару дней назад до Порво, только автобус у нее был уже другой. В память о прошлом она согласилась взять всех нас вместе за 20 евро до Питера. И, хотя еще несколько автобусов тоже согласились, папа сказал, что он именно на этой знакомой тетушке ехать хочет, потому что этот автобус отправлялся позже всех других, через час, в половине первого. А папе очень хотелось все-таки в магазин аппаратуры зайти.

Мы загрузили все свои рюкзаки в автобус. Глеб стал истерить, что он не хочет в магазин, а хочет прямо сейчас в автобус садиться. Нервничал перед поездкой.
Но в магазин мы все-таки пошли, Глеб развернул свой взгляд к городу и переключился.
Пока мы дошли до магазина, на осмотр осталось минут 10 - 15. И все это время Глеб катался на магазинном эскалаторе: на одной ленте заезжал вверх, на другой спускался. Причем, когда очередной эскалатор освобождался от Глеба, больше желающих прокатиться, как правило, не находилось, и эскалатор останавливался с диким скрипом. Когда он заскрипел в первый раз, папа испуганно закричал: Глеб сломал эскалатор! Но это был секундный порыв.
Папа переписал весь ассортимент магазина с ценами, но ничего, конечно, не купил. И мы пошли к автобусам. Пока-пока, вокзал! Пока-пока, Хельсинки!

Погрузились в автобус, поехали. А погода была отличная весь день. В отличие от дня вчерашнего. Только на выезде из Хельсинки немного дождик полил, а всю остальную дорогу солнце светило жаркое. И мы по незнанию сели на солнечную сторону. И Глеб, когда уснул, через некоторое время у него все личико было в капельках пота, жарко. А потом еще и солнце стало ему на лицо светить, и я все пыталась соорудить тень, чтобы она ему на лицо падала. Пока один добрый человек не показал мне, что, оказывается, окно можно занавесить специальной шторкой, которая сверху опускается, как в поезде.
А автобус не такой удобный оказался, как позавчерашний, хотя и заметно дешевле. И когда Глеб улегся вдоль сидений, оказалось, что сидения короче Глеба. Но он все равно уснул быстро и проспал около полутора часов. И проснулся в начале четвертого уже, по Москве - в начале пятого, когда мы уже подъезжали к магазину рядом с таможней.
Нам повезло, что в этот день автобус заезжал только в один магазин, да и то на 20 минут. Потом начались границы, финскую быстро прошли, на русской утомительно стояли в очереди. Пока стояли, Глеб нашел девочку-ровесницу из другого автобуса, они стали в помещении носиться. Тут доброжелательная наша очередь сказала, что мы можем смело идти на улицу, чтобы дети по травке побегали, а они нам очередь займут. Мы вышли, и так они лихо носились, очень хотелось на камеру снять. Но я побоялась, что на границе нельзя снимать и что пограничники отнимут кассету или что-нибудь еще нехорошее сделают. И не стала снимать.

Потом нас с Глебом без очереди пропустили паспорта отштамповать, чтобы ребенок не томился, и мы вышли на травку уже на нашей территории. На точно такую же травку. И первое, на что дети наткнулись в травке - на собачьи какашки. Мы поняли, что попали, наконец, на родину.
Только в 6 вечера по Москве мы двинулись в путь. И приехали к "Октябрьской" в начале десятого. Глеб, конечно, больше уже не спал, и эти последние часы дались ему нелегко, и чем дальше, тем тяжелее. В какой-то момент он пытался капризничать, но я развела ему порошковой каши, он поел и не капризничал больше. Зато он истомился вконец к Питеру. Положил голову ко мне на колени и лежал неподвижно. В какой-то момент я даже испугалась, все ли с ним в порядке: мне показалось, что он моргать перестал.
Но вообще он молодечик, конечно. Хорошо держался. Хорошо еще то было, что у нас с Глебом с хвосте автобуса места были, а папу впереди посадили, и с его места хорошо было видно огромное лобовое стекло и все, что перед ним, соответственно. Глеб то со мной сидел, то к папе переходил в окно смотреть. То снова ко мне возвращался.

Выгрузились мы из автобуса и побрели по Питеру. Времени было - начало десятого, а поезд наш в час с копейками отходил. И как коротать время с Глебом, которому скоро пора было спать, и с кучей вещей, было непонятно.
Побрели мы вдоль какого-то проспекта в сторону Невской, что ли, лавры, от вокзала. Оказалось, что у Аркадия болит нога, он хромал и не мог быстро идти. Оттого мы стали еще более удручающими.
Наткнулись на блинчиковую, зашли. Наши вещи заняли целый угол. Зато мы там покушали и попили. И у охранника спросили, где можно время скоротать. Он велел нам идти по проспекту дальше, там должен был скверик быть. Или уж до самой Лавры дойти. И мы побрели, заглядывая в каждую встречную подворотню в поисках лавочек во двориках, и вдруг нам попалась полноценная детская площадка.
Глеб сразу помчался на нее играть. Был уже одиннадцатый час, и детей почти не было уже. Зато на многочисленных лавочках было полно бухающих взрослых, вечер пятницы.

Вообще в Питере после Хельсинки не особенно комфортно. Сразу чувствуется, что воздух загазован дешевым бензином, битые стекла везде и мусор, пьянствующие граждане на детской площадке, дохлая крыса площадки посреди. Да еще и комары.
Глеб немного по площадке потоптался, и я стала его спать укладывать. Сначала на лавочке: расстелили мы ему свитера разные, накрыли, я ему сказку рассказала. Он подорвался - не хочу спать.
Стала я его в коляске по двору катать. Думала, может, ему так лучше засыпать будет. Катала-катала, и вроде Глеб в сомнамбулизм уже впадал, но вдруг вскочил и говорит: а теперь я коляску катать буду. И давай ее катать. А темнеет уже и фонари зажигаются.
Накатался, потом я его снова катала. А фонари везде. И я нашла небольшой кусок дорожки, на который не падал свет от фонарей. И по этому куску туда-сюда уж очень долго его катала на задних колесах коляски. Уже немного беситься начала, что так долго он не засыпает.
И все-таки он уснул. Около 12 ночи. И только в этот момент до меня дошло: ведь по Хельсинки сейчас только 11, а он около 11-ти обычно засыпал!
А уже и на вокзал нужно идти, сказал папа, к которому я подрулила наконец. Все это время папа одиноко сидел на лавочке с горой вещей, и ему уже хотелось движения. Вообще-то на вокзал было еще рановато идти, но мы решили все-таки двинуться, пока у Глеба самый крепкий сон.
И двинулись.

6 августа, суббота

День шестнадцатый и последний

Мы загрузились вещами и вышли из алкогольно-тусовочного двора. Во дворе к ночи набралось уже нормальное количество народу, причем одна кучка молодых людей, как я поняла из их разговоров, когда маячила мимо них с коляской туда-сюда, собиралась ехать на "Нашествие" - возможно, они тоже ждали поезд.
Побрели по освещенному, в огнях, как водится, проспекту. Глебу я все время накрывала глазки пустым рукавом кофточки, чтобы свет ему спать не мешал. Спать ему, конечно, и так было не очень удобно: сидя, в коляске, он от коляски давным-давно уже отвык.
И где-то в половине первого добрели мы до вокзала, и только здесь мне стало ясно, что Глебу надо сока купить. А на вокзале сок дорогой везде, ходили, надеялись на что-то, но быстро поняли, что не на что надеяться. Купили пол-литра вместо литра и на этом успокоились.
А тут уже объявили, что наш поезд подают. И мы к поезду прямо пошли. Нашли вагон свой. И вроде ничего особенно не изменилось, но Глеб вдруг проснулся. Поспал он минут 50.
Походили с ним вдоль вагона, пока папа загружался. Когда стали заходить в плацкарту сами, Глеб вдруг стал громко истерично плакать. Но этот всплеск удалось быстро погасить: немного он поел клубнички и сел смотреть в окошко. Поезд тронулся, я застелила постель. Глеб это дело увидел и вдруг стал истерить уже по полной программе. Он кричал, что не хочет спать. Орал дико просто и отбивался. Мы с папой вдвоем его держали и насильно раздевали и запихивали в постель. Я легла рядом, он успокоился постепенно.
Когда он совсем перестал кричать и плакать, а только всхлипывал и смотрел на меня заплаканными глазами, он сказал:
- Мама, понимаешь, я просто очень в Москву домой хочу.

После этого он еще и уснул не сразу. Но эксцессов больше не было. Я очень надеялась, что он проснется утром к прибытию поезда, как было в прошлом году, когда мы из Питера возвращались. Но Глеб проснулся - еще девяти не было, часа за полтора до прибытия. И очень скоро снова стал маяться. А поезд, как назло, от Химок совсем уж шепотом шел и не разгонялся больше.
Есть в поезде Глеб отказался.
Но все же до Москвы мы без истерик дотянули. И в метро - видно было, что под конец он просто уже терпел изо всех оставшихся сил. Но даже на выходе из метро все прошло спокойно. И только когда уже мы поднялись на свой этаж, Глеб сказал, что он хочет сам позвонить в квартиру, и побежал по коридору. И поскользнулся прямо рядом с нашей дверью (что неслучайно было, потому что, как выяснилось позже, папа рядом с дверью перед отъездом палатку опрыскивал аэрозолем водоотталкивающим, а от него пол становится очень скользким). И тут уже, конечно, Глеб не вытерпел и впал в истерику. Выскочила Нина, Глеб орет, что он к Нине не хочет, а хочет к маме, и т.п. Немного успокоился, когда его удалось покормить. А после обеда мы с ним сразу пошли спать, около половины первого. И хорошо так поспали, причем я раньше Глеба уснула.
После сна они с Ниной пошли гулять, причем Нина очень хотела посвятить день индустрии развлечений, повести Глеба на карусели или куда-то там еще. Пришлось ее уговаривать не делать этого. Потому что было совершенно ясно, что Глеб еще не отмок. Мне по себе было ясно.

Витни